Александр Тамоников - Лжедмитрий. Царская плаха

В дверь кто-то тихо постучал.

– Входи, – сказал Губанов.

Появился хозяин дома, купец Петр Кульчий.

– Ужин готов, милостивый пан.

– Пусть подают. – Как купец исчез, Губанов выложил на стол мешочек. – Здесь деньги от меня и Харламова. Они тебе пригодятся, ты же теперь жених.

– Благодарствую, князь. А чего сейчас дал деньги? Мог завтра.

– Я после ужина уеду, Гриша. Дела.

– Андрюша и Фадей с тобой?

– Нет, на Москве у Харламова. Там они нужнее.

Вошел хозяин дома, за ним добротная женщина. Они быстро накрыли на стол.

После ужина Григорий вышел проводить Губанова.

Странно, но во дворе был только служка с конем.

Отрепьев с удивлением спросил:

– Ты без охраны, князь?

– Лишние вопросы, Гриша. Продолжай дело и знай, что я внимательно слежу за происходящим. Напиши-ка ты послание Бориске.

– Чего писать-то?

– Обвини его во всех смертных грехах, пригрози, что отомстишь, накажешь за коварные дела.

– Добро, Иван Петрович. Это дело нехитрое. Коли нужен будешь, как найти?

– Мнишеку скажи, что хочешь переговорить со мной. Он все устроит. Только не говори, зачем я нужен тебе. Этого магнату знать не надо.

– Понял. Счастливого пути.

– До свидания, Гриша. – Губанов, несмотря на преклонные по тем временам годы, довольно легко вскочил в седло.

Слуга открыл ворота, и князь исчез в ночной тьме.

К вечеру Отрепьев вернулся в Ляшки Мурованы, прошел в замок и застал своего будущего тестя в гостевой зале. Тот читал какие-то бумаги.

– Ты, великий князь? Вот и хорошо.

– Могу я знать, с кем ты встречался?

– А то ты не знаешь?

– Откуда, царевич?

– Ты мне дурачка-то не ломай!

– Не хочешь, не говори.

– Вправду, что ли, не знаешь, зачем я ездил в Сокольню?

– Только то, что на встречу. А вот с кем, не ведаю. Клянусь.

– Ну и знать не надо. Человек, с которым я встречался, влиятельный русский вельможа. Он рассказал мне много интересного. Но зачем тебе лишние заботы? Все идет хорошо. Мы на верном пути. Кстати, когда смотр войскам проводить будем?

– Здесь думаю числа пятнадцатого проверить казаков, потом перевести их в Глиняны, устроить там общий смотр.

– Пятнадцатого? А что так поздно? Сегодня ведь только четвертое августа.

– Так на смотре надо деньги казакам заплатить, а нужная сумма у меня будет как раз к пятнадцатому числу. В Глиняны же жалованье подвезет человек Константина Константиновича.

– Насчет платы все верно. Не имея денег, мы потеряем войско и без сражений. Ладно, как замыслил, пусть так и будет.

– Путь войско остается прежним?

– А с чего ему меняться?

– Ну, может, тот же русский вельможа внес какие-то изменения?

– Все пойдет так, как решили мы с тобой.

– Надо до Глинян решить, кому быть главным воеводой.

– А чего тут решать? Мне не по чину, я главой всему буду, а воеводой пойдешь ты.

– Какой с меня военачальник?

– На это есть другие люди, полковники, сотники. Тебе надо устроить рать. Это у тебя получается хорошо. Ты воевода Сандомирский, будешь еще и моим.

– Ладно, это действительно решим на месте. Велеть ужин подать?

– Сначала баньку, пан Мнишек.

– Хорошо. Банька, ужин, отдых.

– Верно. Как Марина?

– Ох уж эта Марина! – Мнишек притворно вздохнул. – Совсем покоя лишила.

– Чем же?

– Да разговорами о тебе, о вашем будущем. Просила перенести срок свадьбы. Не терпится ей, видите ли, замуж выйти. Не подумали мы раньше, что она может так влюбиться.

– Мне тоже не терпится. Я не прочь перенести сроки.

– Это невозможно, великий князь. Марина страдает. Но ничего, перетерпит. Скоро в поход. Это сейчас вам тяжело. Видитесь каждый день и чувства свои раскрыть до конца не можете. Потом в разлуке будете. Легче станет.

– Не знаю, пан Мнишек.

– Но не брать же ее с собой?

– Не брать. Ладно, личное в сторону, главное – наше общее дело.

Дальше все шло по плану. Казаки проводили все более серьезные учения. Сотники частенько устраивали смотры, публичные состязания. Никто не брал в рот ни капли спиртного, что изумляло и радовало Григория, видевшего этих же казаков на Сечи. Войско было вполне управляемым и довольно сильным для начала похода. А еще в Глинянах стояли наемники. Перспектива одержать победу над армией Годунова становилась все более реалистичной.

Смотр казаков был устроен на Успение Пресвятой Богородицы 15 августа 1604 года в Самборе. Мнишек загодя вручил Отрепьеву деньги, тот раздал их сотникам. Казаки были довольны и выразили готовность сражаться за законного наследника до конца.

Через три недели в Глинянах состоялся большой смотр. Там Юрий Мнишек был официально выбран Гетманом всего войска, ему подчинялись полковники Адам Жулицкий и Адам Дворжицкий.

Войско разделилось. Его большая часть во главе с Отрепьевым пошла на Киев. Во время остановки там Григорий написал послание Годунову, в котором обвинил Бориса в захвате власти, покушении на его, царевича Дмитрия, жизнь, в набегах Крымского хана на русские земли, разгроме Романовых и Черкасских, имевших больше прав на трон. Не забыл Григорий упомянуть и беспомощность Годунова во время великого голода, что привело к массовым жертвам. Этим посланием, подписанным именем великого князя Дмитрия, он, по сути дела, объявил Годунову войну.

Оно было переписано во многих экземплярах. Гонцы понесли их на Москву и в крупные города-крепости.

Замысел Отрепьева удался. Большинство народа винили во всех своих бедах царя Бориса, ждали прихода Дмитрия, доброго и справедливого сына Ивана Грозного.

Перед выходом из Киева Григорий получил тайное письмо из Кракова. В нем его предупреждали о том, что в случае поражения при нападении на Россию Речь Посполитая не будет защищать ни его, ни Юрия Мнишека, ни их военных начальников, накажет лиц, виновных в этом незаконном выступлении.

Григорий прочитал послание и бросил его в огонь камина. То, что Речь Посполитая откажется от него в случае неудачи, было понятно еще из разговора с королем Сигизмундом Третьим.

13 октября 1604 года войско самозванца перешло границу с Россией.

Отряды Отрепьева шли вперед медленно. Григорий понимал, что успех его похода в немалой степени зависит от скрытности их перемещений, неожиданности появлений у русских крепостей. Царь Борис знал о вторжении, однако до сих пор не придавал ему должного значения, считал замысел самозванца неисполнимым. Он явно переоценивал свои полководческие способности и состояние русской армии и не считал серьезными противниками Отрепьева и его военачальников, имевших немалый боевой опыт.

На ночном привале Отрепьев вызвал в свой шатер атамана Белешко. Там же находился и пан Мнишек.

– Как наши люди, атаман? – спросил Григорий.