Мэтью Кирби - Участь богов [litres]

Исайя осел на пол, и еще долго никто не шевелился и не говорил ни слова. Все стояли вокруг тела, тяжело дыша. Постепенно хватка, которой он держал агентов-тамплиеров, ослабела, и они в растерянности смотрели друг на друга. Виктория велела им покинуть гараж, хотя многие еще с трудом держали равновесие и находились в полубессознательном состоянии, и поспешила к Трезубцу. Но Наталия преградила ей путь. Она сама подняла орудие и крепко сжала его в руках – не без умысла.

– Наталия, – произнесла Виктория. – Пожалуйста. Отдай мне Трезубец.

– Нет, – ответила Наталия, и в ее голосе звучали спокойствие и сила.

– Наталия, – повторила Виктория. – Я не буду просить дважды. Отдай мне…

– Мы с вами понимаем, что вы его не отнимете, – прервал ее Монро. – Хотя интересно было бы взглянуть на ваши попытки.

Виктория повысила голос:

– Вы здесь вообще ни при чем, Монро! Вы покинули Орден. Отошли от дел. Но я – нет. Я все еще обязана сделать этот мир таким, каким он должен быть.

– Как Исайя? – спросила Наталия. – И где он закончил, Виктория?

Она взглянула на Трезубец в своих руках, затем посмотрела на Оуэна.

– Минерва хотела, чтобы мы сделали кое-что еще. То, что только мы шестеро можем сделать.

Она вытянула Трезубец, и все шестеро приблизились и коснулись его. Едва дотронувшись до него, Оуэн ощутил бодрящий прилив силы, струящейся по мышцам рук и достигающей сердца, которое от этого заколотилось. Эта сила, кажется, взывала к чему-то, что таилось у него внутри. Он чувствовал присутствие силы, происходящей из его сознания, как будто он был в «Анимусе». Осознанность была до того непознаваемой и огромной, что он не мог определить ее края, не мог даже примерно ощутить их. Раздался голос Минервы, провозглашавший:

– Время пришло. Вы перенесли меня сюда, и теперь я смогу сделать то, что должна была сделать эоны тому назад.

Сила, наполнявшая Оуэна, потекла из его груди, по рукам, обратно в Трезубец. Рукоять и зубцы завибрировали – поначалу лишь слегка, но скоро вибрация усилилась еще и еще, пока Оуэн не понял, что больше не может держать его. Он взглянул на остальных. Они сжимали зубы, крепко держась, а Трезубец в их руках был уже практически невидим. Вдруг что-то внутри его будто бы поддалось – линия разлома затрещала, высвобождая всю хранившуюся в нем энергию, которая вырвалась наружу подобно ударной волне. Внезапно оказалось, что Трезубец – не более чем обычный кусок металла.

Совершенно вымотанный, Оуэн отпустил его. Остальные сделали то же самое, и Трезубец звякнул, ударившись об пол.

– Что вы наделали? – спросила Виктория.

Наталия повернулась к ней.

– Спасли мир.

Седан свернул на улицу, где жили Грейс и Дэвид. Возвращение домой почему-то сопровождалось странным тяжелым чувством, которое не отпускало Грейс. В каком-то смысле это были родные места, но, с другой стороны, она ощущала их совершенно иначе. Теперь она знала такие вещи, о которых практически никто больше не знал. Она делала такое, на что не способен был никто в ее районе. Виктория сказала, что им, вероятно, потребуется время, чтобы заново привыкнуть к нормальной жизни, но рано или поздно у них получится. Еще она пообещала, что тамплиеры оставят их в покое – по крайней мере, до тех пор, пока они сами не сделают ничего такого, что привлечет внимание тамплиеров. Это обещание Грейс сочла неискренним, даже пустым. Значит, за ними, скорее всего, следили. Но она не собиралась больше вторгаться в мир Ордена и Братства, поэтому убедила себя, что ей не о чем волноваться. Машина остановилась перед их домом, и Дэвид, сидевший рядом, вздохнул.

– Приехали, – сказал он.

– Приехали, – повторила Грейс.

– Я рад, что Виктория отправила нас на машине, – продолжил Дэвид. – Папа с ума бы сошел, если бы увидел, как этот вертолет врезался прямо в Эйри.

– Насчет папы, – напомнила Грейс, – мы договорились: ничего им с мамой не рассказываем, верно?

– Верно.

Грейс серьезно посмотрела на него.

– Что? – воскликнул Дэвид. – Я не собираюсь ничего им рассказывать.

– Хорошо, – ответила она.

– Ты не должна больше волноваться из-за меня, – добавил он.

– Я знаю, что не должна, – сказала Грейс. – Но это не значит, что я перестану. Ты будешь делать то, что будешь делать – я с этим смирилась. Но это не значит, что я не дам тебе в глаз, если ты перейдешь черту.

– Ты не будешь рядом всегда, Грейс. С этим смирился я. И это нормально.

Она слегка толкнула брата.

– Вылезай. Пойдем домой, пусть знают, что мы вернулись.

– Окей.

Он открыл дверь машины, и они вместе выбрались и дошли до порога. Мама открыла им дверь прежде чем они шагнули на верхнюю ступеньку, и Грейс почувствовала, как в доме пахнет банановым кексом.

…

Наталия открыла дверь в квартиру бабушки и дедушки. Она не унюхала никакой еды на плите, но это ее не волновало, потому что единственное, что ей было нужно, – это объятия. И когда бабушка встретила ее в дверях, Наталия раскинула руки и обняла ее, может быть, чуть крепче, чем обычно. Но бабушка была сильной женщиной и могла такое выдержать.

– Как я рада тебя видеть, Наталия, – сказала она. – Как я рада. Мы так скучали, ждали, когда ты вернешься. Тебя отпустили домой из этой твоей школы?

– Да, – ответила Наталия. – Домой, насовсем.

– Ты хорошо училась?

Наталия улыбнулась.

– Хорошо.

– Тогда почему тебя отправили домой?

– Всех отправили, – сказала Наталия. – Они закончили программу.

– Это плохо.

Они прошли в гостиную, где дедушка читал газету, сидя в кресле. Его очки сползли так низко, что Наталия удивилась, как они еще не упали с его носа.

– Наталия! – воскликнул он, складывая и убирая газету.

Она подошла ближе и позволила себя обнять.

– Привет, дедуля.

– Что случилась в школе, почему тебя отпустили домой? – спросил он.

– Ничего, – ответила она. – Это была временная программа. Она закончилась.

– А, – произнес дедушка, глядя на нее поверх дужки очков. – Ты просто слишком хороша для них, понятно? Не волнуйся об этом.

– Не буду, – Наталия снова улыбнулась и одной рукой обняла бабушку. – Есть вещи, о которых я не хочу волноваться больше никогда.

…

Оуэн попросил, чтобы его высадили в паре кварталов от дома бабушки и дедушки. Ему нужно было еще немного времени, чтобы обдумать, что он скажет, когда вернется. Все думали, что он сбежал, и наверняка будет масса вопросов об этом. Сначала будет масса сомнений и подозрений, и Оуэн понимал почему. Он смирился с этим.

Дед, наверное, предложит прокатиться за мороженым, чтобы посмотреть, расскажет ли Оуэн ему что-нибудь такое, чего не расскажет матери и бабушке. По той же причине мама вечером зайдет к нему в комнату. Но Оуэн не расскажет им ничего, помимо того, что уже решил рассказать. И это будет честно. Он ушел, чтобы найти информацию об отце. Они захотят узнать, где и как, и удалось ли ему раскопать что-нибудь. Он расскажет им, что искал не там, что ничего не нашел.