Оксана Демченко - Дом для бродяги [Litres]

– Был бы он мошенник, потребовал бы много денег, – заверила себя Оля.

К ее огромному удивлению, получить столик в указанном Степаном ресторане оказалось невероятно трудно. Пришлось самой стать мошенницей и слезно врать в телефонную трубку о памятном ужине, семейной традиции и прямой вине ресторана, якобы потерявшего бумажку с заблаговременным заказом.

В пять картина была упакована. Степан тоже завершил задуманное, сложил листки в плотную папку и растер затылок. Стал завязывать шейный платок, напевая и щурясь заинтересованно, в явном предвкушении что-то занятного.

– Пора. У нас есть места, барышня?

– Да. Уши горят, стыдно-то как. Я сказала, день рождения у меня, а дедушка болен, а они перепутали… и еще я плакала.

– Вы превосходно справились, мое уважение.

– А зачем все это?

– Учтите главное, – сказал Степан, уже заняв место в экипаже очередного извозчика и назвав адрес. – Вы мало знаете о деле, но вы уж всяко убеждены: ваш дед желал исполнить мечту всей жизни, ради чего писал трижды господину Дорзеру. Эйбу Дорзеру. Третье письмо он составил с моей помощью. Первое было отправлено год назад на адрес в Тенгое. Второе полгода назад на адрес в Валейсане. Третье вернулось невскрытым неделю назад, на какой адрес оно было отослано, вы не знаете.

– Я запомнила. Степан, а мы с вами мошенники?

– О, ничуть. Мы не получим с дела денежной выгоды… наверное, – задумался Степан. – Уж я точно не получу.

– На месте, барин, – прокричал извозчик.

Степан первым покинул экипаж и подал руку девочке. Вместе они прошли по аллее и вступили в первый зал ресторана, на удивление тихий и пустой. Сразу были оттеснены в уголок, и далее в малую отдельную комнату. Оля смущенно жалась к боку спутника, потрясенная великолепием места и раздавленная лощеной небрежностью официантов, глядящих на гостей с нарочитым презрением.

– Как-то здесь все… не ухожено, – посетовал Степан, бегло оглядев комнату. Нахмурился, растер лоб. Устроился за столом, двумя пальцами поднял салфетку, словно сомневаясь, чистая ли она. Бросил на колени. – Три года без обновления. Три? Оля, определенно я прав, и значит, я что-то вспоминаю. У меня, несомненно, весьма хорошая зрительная память. Любезный, – Степан подозвал ближнего официанта, брезгливо изучая меню, – как же вам удалось три-то ошибки на одну страницу уместить? Угря вы подаете на родном и тенгойском, а вот на иньесском тот же угорь именуется каракатицею. О, меню на трех языках – это же нелепо, вы что, изволите экономить на бумаге?

– Как это… каракатица? – побелел официант. И шепотом добавил: – Мы надеялись заполучить очень важного гостя, вот и добавили… переводчик был весьма опытен, я так слышал.

Степан быстро пролистал меню. Щелчком пальцев привычно потребовал чего-то, не поясняя словами. Поморщился и тяжело вздохнул, когда официант заметался, не понимая указание. – Перо. Я понимаю природу сей досадной ошибки. Иньеса мала, язык княжества схож с наречиями соседей, так что путаница случается весьма часто. Но ваш переводчик был преизрядным неучем.

Получив перо, Степан глянул на старшего официанта, уже явившегося проверить, что за происшествие с нежданными, неудобными гостями.

– Могу поправить прямо в этом меню?

– Извольте… признательны будем, – прошептал официант, подавая перо.

– О, не стоит, дело пустяшное. И надо ввести очень важную поправку вот тут: в Иньесе принято указывать породу быков и место их выращивания, когда подаются блюда княжеского стола. У вас таких три.

– Так местное мясо-то, – ужаснулся повар, ведь прибежал уже и он! – Свежего забою, откорм наилучший, браться Буровы поставляют…

– Вот давайте их и укажем. Мясо всегда местное и свежее, это не нарушает традиций, – успокоил повара Степан.

– Буровых мой дед немножко знает, – пискнула Ольга. – Село того же имени, Буровка. А порода у скота… мне говорили. Не помню.

– Валейсанская черная, – сообщил повар.

– Вот теперь все по правилам княжеского дома, – Степан дописал строку и вывел в конце, на хвостике буквы «я», сложный узор. Изучил его с некоторым недоумением, пожал плечами. – И что это я? Ах, да. Мы с барышней будем кушать угря, я выбрал.

Повар кивнул. Старший официант поклонился и забрал меню, переписанное на треть. Степан отложил перо и потер ладони.

– Я бы попросил об одолжении. Барышня желает передать подарок вашему нынешнему важному гостю. Просто детский подарок. Уверяю, раздражения это не вызовет.

Степан указал на картину, дополнил просьбу мягкой улыбкой… и сверток нехотя, но забрали. Скоро из комнаты ушли все посторонние. Ольга едва дышала, недоуменно рассматривая своего «опекуна». Степан рассеянно глядел в темный парк за окном.

– Теперь остается лишь ждать. Надеюсь, наша рыбка не сорвется с крючка.

– Картина и есть крюк? А рыбка… тот, Эйб Дорзер? Вы знаете его? А почему вы меня – на вы, я же маленькая? Как-то это…

– О, нехорошо переходить на ты, не получив доверия. Покуда его маловато, я вижу. Хотя… я сам себе не очень верю. Я бывал в этом ресторане, много раз, – задумался Степан. – Но я решительно не помню обстановку комнаты. Парк – помню. Меню – помню! Текстура бумаги особенная. Кажется, мне она нравилась.

– А этого вот Эйба – тоже помните?

– О нем я прочел в газетах. Я искал подходящего злодея. Эйб – опасный хищник мира денег, его кличка «хётч». Так называют породу псов, состоящих на треть из зубастой пасти, бойцовых. Порода же поименована по звуку захлопывания челюстей. Эйб неизменно ужинает в этом ресторане, посещая Трежаль. Его страсть – телятина валейсанской породы… Это я понял из газет. Именно там выбрал трех злодеев. Эйб самый сильный и удачный для нашего дела. Если не сложится с ним, станем дразнить Норберта Хоффа. О нем знаю меньше, увы… Эйб идеален. Если вцепится этот хётч, порвет всех.

– А ему-то зачем… рвать? – тихо уточнила Оля, косясь на дверь с растущим опасением.

– Амбиции. Привычка. Интерес. Честолюбивая мечта. О, если мы поговорим, все сложится. Но первый шаг – его. Так что ждем. Да: полная деловая кличка Эйба – Клетчатый хётч. Он обожает желтые и оранжевые костюмы в клетку. Можно решить из цвета и прочего, что он позёр и пустышка, однако же нет, не так. Полагаю, он выбрал нарочитый, почти клоунский стиль… из своеобразного чувства юмора. А еще ему удобно казаться позером, простаком и неучем.

В дверь стукнули. Не дожидаясь разрешения войти, открыли и вошли сами. Два великана в черном, у обоих лица боксеров, – отметил Степан, изучая художественные изломы многократно травмированных носов и прикидывая, как было бы занятно нарисовать портреты в карандаше… нет, лучше в угле, будет грубее, и хар а ктернее.

– Хозяин сказал: вести к нему, – утробным басом прогудел левый монстр.