Анна Коэн - #Зерна граната [litres]

Их гостья действительно выглядела юной. Тугой лиф напоминал короткий камзол с широкими рукавами, а юбки, напротив, были чрезвычайно пышными, отчего казалось, что она сидит в сердцевине голубого пиона. Лицо незнакомки было прикрыто черной вуалью ниже глаз, а взгляд опущен на сложенные руки, белые, как оперение лебедя. Медальон, который так подействовал на стражу, оказался печатью, вырезанной из янтаря размером с куриное яйцо, и висел на длинном алом шнурке с кистями почти у самого пояса.

Она произнесла на чистом кантабрийском:

– Прошу следовать за мной. Моя госпожа не любит ждать.

Когда около шести лет назад в Хестенбурге состоялся олонский фестиваль, Юстас заставил себя выбраться из дома после службы. Он всегда был жаден до знаний о других странах, хоть и не любил себе в этом признаваться – главной причиной был, как, впрочем, и всегда, Ян.

Юстас хотел разнообразить жизнь брата безделушками, которые можно было там раздобыть за малые деньги. Ведь жизнь становится невообразимо бедна, если проводишь ее в четырех стенах. Тогда уже вовсю разгорелась деятельность Комитета, но он не стремился с кем-либо сближаться, а потому отправился туда один.

Несмотря на весь блеск празднества, Юстас чувствовал себя обманутым. Ему казалось, что вся огромная площадь, поросшая, будто ядовитыми грибами, цветастыми шатрами, издевалась над ним. Андерсон надеялся увидеть настоящий Оолонг, а ему подсунули лубочную картинку двухвековой давности. Там не было ни современных изобретений, о которых твердили научные журналы, ни книг, ни произведений искусства, на которые он надеялся полюбоваться. Копейщики и барабанщики в набедренных повязках! Такой фарс мог бы удовлетворить разве что ребенка или неграмотного работягу, который никогда не выезжал за пределы родной деревни! Позже Юстас укорил себя за излишнюю взыскательность, которая помешала ему получить удовольствие от вечера.

Теперь истинный Оолонг разворачивался за окном экипажа, как смятая скатерть. Заливные рисовые поля покрывали склоны холмов зеркальными ступенями; согнувшиеся в три погибели крестьяне копошились на них, будто насекомые. По равнинам неслись, развевая черные плюмажи, поезда; деревни с домами, крытыми соломенными и гнутыми черепичными крышами, утопали в зелени; города, небольшие и громадные, торговые и промышленные, отличались прежде всего удивительной чистотой и правильностью линий всего, до чего мог дотянуться взгляд Юстаса.

Таинственная девушка ехала в другой карете впереди, указывая путь.

Они были в пути больше суток. За это время Андерсен понял только одно – чем выше был статус олонца, тем более традиционную одежду он носил, напоминая иллюстрацию из школьного учебника по географии. Теперь Юстас совершенно потерялся в догадках о том, кем была их проводница (судя по тому, что она выглядела в точности как фарфоровая кукла из набора «Принцессы стран мира», который продавали в антикварной лавке на Брюгге-штрасс).

Неразговорчивость вошла у обоих путников в привычку, потому Юстас не стал задавать герцогу вопросов. Когда он уже был близок к разгадке, оба экипажа замедлили ход и остановились напротив скромного здания. Под желобами водосточных труб покачивались на легком ветру бумажные фонари, расплескивая желтый свет, будто мед, притягивающий мотыльков. Под козырьком у входа висела деревянная таблица с выжженными на ней иероглифами.

– Это чайный дом, – любезно пояснил герцог, проследив за взглядом Юстаса. Сам он выглядел на удивление бодрым и довольным. Казалось, все происходит именно так, как ему хотелось.

Их проводница вышла из своей повозки. На ней по-прежнему была вуаль, а на плечи наброшен неприметный плащ, почти полностью скрывший ее платье. Девушка поднялась по деревянным ступеням и, обернувшись, сказала:

– Следуйте за мной.

Внутри, на еще одной небольшой ступени, она велела своим спутникам разуться. Юстас мельком отметил, что ее изящные ступни были в кипенно-белых носках, а туфельки синего атласа расшиты золотыми узорами. За собственные ноги стало нестерпимо стыдно. Босиком при даме! Ему стоило большого труда выбросить из головы мысли о собственном гадком виде и запахе.

Олонка повела их за собой. Миновав основной зал, где, судя по звукам, гости распивали чай в компании веселых спутниц и кто-то тянул из струн заунывные ноты, они свернули в небольшой коридор, которым пользовались слуги. А из него по лабиринту комнат с раздвижными дверями пробрались в заднюю часть заведения. Чайный дом оказался куда более вместительным, чем казался снаружи, но никто не встретился им на пути.

Наконец они достигли последней двери, украшенной фантастической росписью по шелку: черный дракон свивался кольцами в обрамлении барашков волн и облаков, дыша дымом и кромсая цветочные лепестки загнутыми когтями.

Склонившись в сдержанном поклоне, девушка раскрыла последнюю дверь и пропустила их вперед.

Они оказались в небольшом зале, полностью лишенном мебели. Только плетенные из соломы циновки покрывали пол, расчерчивая его на квадраты. В десяти шагах от входа высился небольшой помост, огороженный белой бумажной ширмой. За ним тускло отсвечивали желтизной щели в стене, отделявшей таинственную комнату от гостевого зала, – вместе со светом просачивались также приглушенные голоса и звуки музыки.

Герцог, будто зная правила местной игры, опустился на колени, в точности как их провожатая ранее, и замер. Юстас тут же последовал его примеру. Олонка задвинула за ними расписные двери, отсекая зал от внешнего мира. Семенящим шагом, от которого даже не колыхались многочисленные складки ее наряда, она приблизилась к ширме и, скрывшись за ней, зажгла невидимую лампу. На белой бумаге проступила не одна, а две тени.

Фигура, сидевшая по центру, тут же приковала к себе внимание путников – в одно мгновение стало ясно, что именно на встречу с ней они спешили от самой границы. Да что там – она была целью всего долгого пути из Кантабрии, от самых границ Хестенбурга и до порога этого чайного дома.

Силуэт выглядел грудой тканей, сложенных конусом, из которого фантастическим цветком прорастала женская голова, казавшаяся непропорционально большой из-за нагромождения кос, валиков и гребней. Со смертоносно длинных шпилек свисали тонкие цепочки, сплетаясь металлическим кружевом. Казалось, сидящая за ширмой была кем угодно, только не человеком. Незнакомка подняла руку, являя очертания острых и длинных ногтей, и подала знак помощнице.

Их провожатая очутилась сбоку от бумажного экрана и приняла такую же позу, что и все в комнате. Госпожа заговорила по-олонски. Голос у нее был довольно высок, к тому же говорила она немного в нос, а интонации переливались, в точности как странная музыка за стеной. Когда она умолкла, слово взяла вторая девушка, оказавшаяся переводчицей.