Анна Коэн - #Зерна граната [litres]

– Что ж, пришла пора и мне открыть карты. Я считаю, что мы имеем дело с убийцей не двух, а трех человек. Очень значимых личностей. – Она заметалась вдоль скамейки, будто на привязи. Стальные набойки каблучков громко цокали о камень. – Сначала глава Зодчих под памятником Мейера, затем Роттенмайр, а теперь и это! Надписи были везде. О, если бы вы не стерли эти проклятущие руны возле шефа, все давно бы уже догадались… Какой материал!

Олле и Анхен переглянулись: журналистка действительно знала куда больше их.

– Так вы беретесь, фрекен Стерн?

Она схватила его за руку и пару раз энергично тряхнула.

– Конечно! Кто откажется от такой истории! И… – Она вновь покосилась на Анхен с откровенной неприязнью. – И зовите меня Хелена.

Первым в списке неведомого убийцы оказался глава Дома Зодчих Фридрих Кеппель. По крайней мере, по убеждению Хелены, именно с него началась череда странных смертей в Хестенбурге. Его тело обнаружили на складе, придавленным трехметровым памятником Жоакину Мейеру. Особенно ироничным казался тот факт, что монумент был готов к установке за неделю до этого, но событие отложили в связи с гибелью президента. А уж после трагического инцидента – отменили вовсе.

– Он так и лежит там, – поведала Хелена. – Оттащили к стене и прикрыли брезентом.

Президенты умирают, памятники падают, черепа лопаются, если на них обрушить что-то тяжелое. Все это события вполне обыденные, а потому не вызвали бурной реакции в прессе. Вышел некролог в «Хестенбурге сегодня» и бредовый очерк о неприкаянной душе, вселившейся в бронзовое тело Мейера, – в какой-то мелкой газетенке, кормящейся сплетнями. Полиция быстро закрыла дело, признав очередным несчастным случаем. Тысячи их.

– Если бы не одно но…

Вторая их встреча, к которой девушка собрала и упорядочила всю имевшуюся информацию, прошла уже в кафе – после пары солнечных дней зарядили дожди. Вода вколачивала сажу в камни и уносила угольный прах в море. Дышать стало легче. Кафе было очень шумным и грязным, что оказалось как нельзя кстати. В такой суматохе, бесконечном гвалте со всех сторон и табачном дыму, на который можно было топор вешать, никто не стал бы прислушиваться к их беседе.

Сделав интригующее заявление, Хелена запихнула в рот большой кусок яблочного штруделя.

– Кровищи там было просто море! – С восторгом продолжила она, прожевав. – А вот рядом с лужей была замечена пара странных черточек. Ну, как замечена… Сначала кто-то углядел, а потом затоптали. Так вот, я думаю, то были руны. Только убийца не рассчитал, что их тоже потом зальет. Зато во второй раз он стал гораздо осмотрительнее, тщательнее приготовился и осуществил задуманное. Крови почти не было – в момент отсечения руки Вильгельм был уже несколько часов как мертв. Руны были выписаны чуть поодаль, но на видном месте. Убийца учел почти все.

– Кроме того, что я уничтожу столь дорогую его сердцу деталь.

– В яблочко, – пожала плечами журналистка.

Присутствие Анхен за столом она упорно игнорировала. Впрочем, это было взаимно.

По мнению Хелены, третье убийство произошло именно потому, что послание первых двух так и не дошло до горожан.

– Он что-то писал кровью этих больших шишек, а его все никак не могли прочесть. Проклятие какое-то. И в последний раз он учел все. Никаких осечек. Бах – и все газеты рвут и мечут!

– Еще бы. – Олле потер небритый подбородок. – С каждым разом действо становилось все более и более изощренным.

Из достоверного источника – Хелена завела чрезвычайно полезное знакомство с поломойкой из городского морга – стало известно, что, кроме большого куска стекла, на теле убитого обнаружили еще одну противоестественную деталь: комок тончайших веточек омелы под языком.

– Вот такой. – Журналистка изобразила большим и указательным пальцами кругляш. – А вот с рунами случилась засада. Их быстро засекретили, никаких фото ни в одной газете. Говорят, что-то вроде Болранд или Вендель… Имя, в общем.

– А как звали убитого?

– Вольфганг Ферстейн. Но это было точно не про него.

Они углубились в теории. Их было так много, что стол в кафе в считаные часы покрылся слоем бумаг. А Хелена все строчила и строчила мелким убористым почерком. Карта города, на которой они отметили места преступлений, не дала никаких подсказок. Наконец они обратились к личностям убитых. Да, те были значимыми людьми в Хестенбурге и во всей Кантабрии, но должно было быть нечто, связывавшее всех троих.

Глава Дома Зодчих был известен как человек мирный и деятельный. Именно он возглавил проект по восстановлению ратуши после взрыва. Но никаких грехов – тайных или явных, – которыми он мог бы заслужить чью-то ненависть, за ним не числилось.

Шеф Роттенмайр был в этом плане фигурой куда более темной. Он пользовался большим уважением, но вместе с тем многие годы покрывал деятельность своего брата Теодора. Но подлецов не сеют и не пашут – сами родятся, и нет им числа. Почему же выбор убийцы пал именно на него?

Третий мертвец, отмеченный рунами, и вовсе оказался загадочным и крайне скрытным владельцем сети борделей. К тому же аристократом.

– Прямой конкурент Милошевича и Краузе. Идиоты из «Последних известий» уже напечатали статью о том, что это их рук дело.

– Быть того не может! Обоих сейчас нет в стране.

– А ты поди докажи, – ухмыльнулась Хелена. – Всего пятнадцать грошей за выпуск, а тираж приличный.

В тот день, один из многих, они так ни к чему и не пришли. Хвала богам, у них было время для этих изысканий благодаря деньгам Гауса. Жизнь казалась почти сносной. Расследование затянуло их, как затягивает в свои путы пьянство.

Так продолжалось без особых подвижек, пока не грянул четвертый случай.

Утром, направляясь к полюбившемуся кафе, Олле и Анхен натолкнулись на огромную толпу. Они скопищем навозных мух облепили мост, перекинутый через канал, и гудели на сотню разных голосов.

– Женщину убили… Ужас-то какой!.. Убили, прирезали…

Для города, в котором каждый день нет-нет да и находили труп в какой-нибудь подворотне, реакция была более чем бурной. Олле попытался прорваться сквозь гущу людей, но потерпел крах. Не помогли даже слезные заверения, что жертвой была его родная и обожаемая тетушка Брюнхильда.

Хелена тогда так и не пришла на встречу.

На следующий день она явилась в кафе, без слов швырнув на столик экземпляр «Вестника Кантабрии». Лицо у нее при этом было красным, но не так, как если бы она плакала. Это было лицо бойца, которому отчаянно не хватает оружия.

– Я знаю человека, – вкрадчиво начал Олле, – который торгует арбалетами. С ними никогда не попадешься легавым. Он утверждает, что мир через прицел этой штуковины выглядит невыносимо прекрасным…