Станислав Росовецкий - По следам полка Игорева [litres]

Он и сам не заметил, как оказался на земле. Под ногами чавкала жидкая грязь. Это же немыслимо! Речка исчезла… Незнакомый дружинник катался по грязи, выкрикивая ругательства. Надо действовать! В русло Суурлия скатывались с берега всё новые волны воинов и коней. Крик нарастал, и в его многоголосии расслышал Игорь и причитания. Кто-то голосил, что степные шаманы осушили речку, кто-то без конца повторял, что завели-де князья в гиблое место. Беспорядок и отчаяние бойцов грозили превратить северское войско в непослушное стадо.

– Рагуил!

– Я здесь, княже!

– Есть ли здесь ещё вода поблизости, боярин?

– В двух верстах – озеро. Вот ведь хрень какая!

– Как называется?

– Да просто Морем. Солоновата водичка, правда…

Здоровой рукой Игорь ухватил тысяцкого за железное плечо:

– Веди! Пока будем строиться, расставь по гребню стрельцов!

– Сам веди! Сам расставляй, вояка! – вдруг завопил Рагуил, стряхнул с плеча Игореву руку, сорвал с головы шлем и бросил его на землю, едва не зашибив своему князю ногу. – Легко тебе приказывать! Да пока мужи в себя не придут, никого тут не построишь, военачальник ты хренов!

Князья протолкались к Игореву стягу. Буй-Тур Всеволод прорычал:

– Братие, эти косоглазые что же – речку перекопали?

Игорь потянул носом: от Всеволода тянуло вином. Любопытно, а сам он поделился бы с братом, если бы у него осталось во фляжке? Махнул здоровой рукой, спросил:

– Скажи лучше, брат, ты не видал ли моего Владимира?

– Тут я, батюшка, – отозвался весёлый (с чего бы это?) Игорев сынок. И даже захихикал. – У нас здесь, право, как в песне поётся:

– Велесе всемогущий, тут не знаешь, на каком ты свете, а он соловьем разливается! – поразился Игорь. – И где только ты эту чушь перенял?

– А не помнишь разве? Это же Сева, князь Всеволод Ростиславович, тот, что без удела в Киеве живёт, сам сложил и спел на пиру у великого князя Святослава о прошлом годе.

– Не такая уж это и чушь, князья, – возразил Рагуил уже поспокойнее. – Половцам не пришло бы в голову перекапывать речку, попросту их кони всю её выпили.

Князь Игорь присмотрелся к Святославу: вокруг рта у племянника чернело, будто за ночь на его безволосом лице борода выросла.

– Эй, у тебя что ж – рот разбит, сыне?

– Да нет, дядя Игорь, Бог миловал, то я конской крови напился. Ковуи у своих коней вены взрезают и пьют. Ну, и я попробовал.

Буй-Тур Всеволод плюнул и выматерился. Игорь настороженно огляделся. Народ вокруг постепенно притихал, замолкал. В наступившем молчании уловил Игорь угрозу. Один Белее знает, что может прийти в голову этим мужам, коли поймут, наконец, что власть над их жизнями уже почти перешла от северских князей и бояр к победителям-половцам. Очухаются, начнут подзуживать друг друга, вспоминать все свои обиды, конец тогда порядку. Времени нельзя было терять, и он закричал что было сил:

– Братие и дружина! Наш тысяцкий Рагуил тёмной ночью водит войско по звёздам, будто под солнышком ясным, под лучами могучего и щедрого нашего Хорса. Не вина этого старого лиса, что половецкое полчище выпило всю воду из Суурлия! В двух перелетах стрелы есть озеро, так и напьемся, и напоим коней. А половцев стыдно нам бояться, мы же их столько раз с вами били. Батыры-ковуи и вы, стрельцы-русичи, встаньте на высоком берегу, не пускайте сюда орду, что погналась за нами. А мы тут пока построимся и с Богом поедем за тысяцким моим Рагуилом Добрыничем к озеру. И ещё: друзья, садитесь все на коней. Я понимаю, что кони извелись от безводья, но они ведь отдохнули этой ночью. А не напоим коней, вконец бедных животин загубим. Князья, бояре! Построение то же. За Бога и Северскую землю, мужи!

Послушались его мужи. Поворчали, однако начали разбираться по десяткам и дружинам. Игорь приободрил сына и снова выехал на правый, высокий берег Суурлия. Там уже стояли конные стрельцы. Игорь присмотрелся: цепь вышла жидкая, ковуев в ней было не много. Он вспомнил, что и Олстин Олексич не подъехал к нему вместе с князьями, и вздохнул. Ковуи, вот от кого в первую очередь следует ждать неприятностей. Но стоит ли их винить? Как и все чёрные клобуки, они хороши в лихом конном наскоке, незаменимы для преследования бегущего противника – тут им и цены нет! Однако для таких изматывающих, тяжелых боёв, для выхода из окружения, для отступления перед превосходящим тебя противником нужен русич – не пугливый, терпеливый и стойкий. Построились, наконец. Игорь приказал Рагуилу вести войско и сам поехал снимать с берега стрельцов. Всмотрелся в темень. Половецкое полчище тоже остановилось: видимо, хан не решался нападать на русичей, полагая, что они закрепляются на высотах над руслом речки. Игорь выехал в голову войска.

– Ты уж прости меня, княже, на серчай на старого, Игорь Святославович, – раздался рядом скрипучий голос Рагуила. – Сам не понимаю, что со мною сделалось, с моей головою! Будто тетиву натягивал, а она вдруг соскочила.

– Да я сам виноват, что не заставил тебя выспаться, – ответил, продолжая думать о своем, Игорь. И вдруг встрепенулся. – Так ты уже не станешь твердить, что сегодня Пасха?

– Неужто я тебе такое говорил? – и со всхлипом даже каким-то втянул воздух. – А ведь сыростью потянуло, княже.

Игорь глубоко вдохнул, но его пересохшее горло не ощутило присутствия в воздухе водных испарений. Далеко впереди мелькнул красный проблеск костра и тут же на мгновение удвоился. Теперь и вправду вода! Что там, у озера, половцы, это несомненно, а вот сколько их там?

– Стой! Тренка, передай по цепи: «Стой! Ольстина ко князю наперёд. С ним двух ковуев!»

Пока повторялись, угасая постепенно, за спиной его слова, пока пробирался Ярославов боярин в голову полка, красный огонёк снова появился, но уже в другом месте.

Игорь понял, что это не костёр, а факел: кто-то ездит глухой ночью по дальнему берегу с огнём.

Позади частый топот. Голос, до того охрипший от жажды, что не узнать:

– Я здесь, княже.

– Ольстин, ты? Что прячешься от меня, боярин?

– Просто боюсь я, княже, от ковуев надолго отъезжать. Альпар поведал мне, что они замыслили убежать, спрятав свои высокие шапки. А свежих коней по дороге купят либо отберут. Тогда кто-нибудь, говорят, и спасётся, а гнев твой или князя Ярослава, говорят, всё же не пуще смерти от половецких рук.

– Леший с ними и с Ярославом твоим. Понакрутили вы с Кончаком на мою голову! А теперь, боярин, езжай на разведку. Пусть ковуи подползут к огню поближе, прислушаются и присмотрятся, сколько напереди у озера половцев.

– Понял, княже. Ей, Темирчук, ей, Гибай! Слышали? Айда!