Иван Оченков - Пушки царя Иоганна [litres]

Когда поляки с литвинами уже подходили к Смоленску, Корнилий немного отстал от них и спрятал своих людей в лесах. Он ожидал, что враги обложат город и пойдут на приступ, и вот тогда им можно будет нанести неожиданный и болезненный удар. Но время шло, а остановившееся войско и не думало предпринимать ничего подобного. Смоляне тоже проявляли пассивность, хотя, принимая во внимание количество противников, это было вполне разумно. Не выдержав ожидания, Михальский решил разведать все сам. Прихватив с собой пару человек, выглядевших более-менее пристойно, он направился прямиком в лагерь королевича.

– Пароль! – остановили его охранявшие вход гайдуки.

– Краков.

– Проходите, пан, – приветливо пригласил его командовавший гайдуками шляхтич, – вы, верно, из отряда пана Кишки?

– Нет, я только что из Вильно.

– Вот как, – нахмурился офицер, – откуда же тогда вы знаете свежий пароль?

– От пана Полторацкого, – спокойно отвечал ему Корнилий, – его послали в Вильно с посланием к подскарбию [38] Великий подскарбий литовский – должность в Великом княжестве Литовском, которую можно сравнить с министром финансов. Воловичу, и мы встретились совсем недавно.

– Да, точно, – улыбнулся начальник гайдуков, – он проезжал здесь. Вы, верно, давно знакомы?

– Мы с ним соседи и большие приятели, – отозвался бывший лисовчик, проклиная про себя словоохотливого шляхтича.

– Друзья пана Полторацкого – мои друзья! – не унимался тот. – Я скоро сменюсь, не желаете ли выпить по куфелю, пан…

– Казимир, – представился Михальский, – с большим удовольствием, пан…

– Тадеуш Ржевутский, к вашим услугам!

– Почту за честь, пан Ржевутский, но прежде исполню свое поручение.

– Конечно-конечно, служба превыше всего!

Отвязавшись он назойливого шляхтича, Корнилий двинулся дальше. Польский лагерь гудел, как будто в нем проходила ярмарка. Всюду сновало множество народу: жолнежи, маркитанты, слуги, евреи. Одни хотели что-то продать, другие что-то купить. Прочим было просто нечем заняться, и они слонялись без всякого дела.

– Ваша милость, – остановил его какой-то расхристанный забулдыга. – Не желаете ли приобрести коня?

– Откуда он у тебя?

– Ваша правда, – охотно согласился тот, – коня у меня действительно нет, но он есть у моего приятеля. И тот непременно хочет его продать! А лошадь у него, доложу я вам, совершенно великолепных статей. И не в обиду будь сказано вашей милости, но ваша-то похуже будет.

– И что же будет делать твой приятель, оставшись пешим?

– Сказать по правде, он мне никакой не приятель и вообще большая свинья! Ни к чему ему такой хороший конь, а вот вашей милости совсем не пристало ездить на том, что у вас под седлом.

– А этот человек знает, что ты хочешь продать его коня?

– Да господь с вами! Я же говорю, что человечишко-то он скверный и на уме у него только дурное. Так что зачем ему об этом знать?

– Нет, пожалуй, я не стану покупать его лошадь, – покачал головой Михальский, подивившись подобной логике. – Лучше скажи мне, нет ли тут где местечка, чтобы благородный шляхтич мог пропустить стаканчик вина без ущерба своей чести?

– Есть, как не быть, если позволите, я провожу вашу милость.

– Ну, проводи, если так.

Скоро забулдыга довел Михальского и его людей до походного шинка, представлявшего собой два огромных воза, между которыми помещалось несколько лавок. Рядом на тагане стоял большой котел, в котором булькало какое-то варево. Шинкарь, поймав на лету монету, поклонился и тут же подал посетителям большой жбан с вином и кое-какую закуску. Провожатый смотрел на поданный им напиток с таким вожделением, что Корнилий приказал одному из своих спутников плеснуть немного и ему. Тот с благодарностью принял чашу и тут же припал к ней, как путник в пустыне припадает к живительной влаге.

– Благослови вас Дева Мария, благородный пан! – поблагодарил он Михальского, с сожалением отставив пустую посуду.

– Не стоит благодарности, – отозвался Михальский, прихлебывая из своей чарки.

Забулдыга помялся, не зная, как заслужить еще дармовой выпивки, но Корнилий не обращал на него внимания, а его спутники молча утоляли голод.

– Ваша милость…

– Что тебе?

– Не нужен ли благородному шляхтичу слуга?

– Нет.

– О, вы, верно, подумали, что речь обо мне? Нет, ваша милость, я вполне доволен своей службой и не ищу ничего другого. Но у меня есть приятель, дела у которого не столь хороши. Он молод, грамотен и услужлив, так что мог бы быть вам полезен.

– И почему же он оказался без службы во время похода?

– Как вам сказать, ясновельможный пан… Бедняга Янек нанялся на службу к одному господину, но тот оказался слишком строг к несчастному юноше, да и к тому же весьма скуп, и постоянно задерживал жолд. А недавно они еще и повздорили, так что он выгнал молодого человека, оставив его без средств к существованию.

– Вот как, а скажи мне, любезный, не этому ли Янеку принадлежит конь, которого ты пытался мне продать?

– Ну что вы, ваша милость, откуда у него лошадь? Нет, тот конь, которого я предлагал вам, принадлежит его хозяину.

– И ты, мошенник, хотел продать мне имущество магната?

– Скажете тоже – магната! Если пан Карнковский стал магнатом, так я – коронный региментарий.

– Как ты сказал – Карнковский?

– Ну да.

– Тот самый?

– Так никто другой, ваша милость!

– И что, он идет с войском королевича?

– И не только он, ясновельможный пан! – осклабился в похабной усмешке забулдыга.

– О чем ты?

– Ну, разумеется, о прекрасной панне Агнешке!

– Ты врешь, мошенник!

– Да чтобы у меня глаза повылазили, если я вру! Да чтобы мне ни разу в жизни не попробовать такого доброго вина, каким только что угостила меня ваша милость!

– Эй, налейте этому пройдохе еще чару, да пополнее! – приказал Михальский своим людям и приготовился слушать.

– Ясновельможный пан, – начал забулдыга, вылакав содержимое чаши, – вам, верно, известно, что дочка пана Карнковского весьма преуспела на службе нашему доброму королевичу. Ну, так вот, дело это оказалось настолько прибыльным, что пан Теодор не захотел, чтобы этот поток иссяк, и отправился на войну вместе с дочкой.

– Врешь!

– Да нет же! Конечно, юной паненке не пристало следовать вместе с войском, но она переоделась в мужской наряд и путешествует под видом молодого шляхтича. Днем никто не видит ее истинной сущности, а по ночам она усердно скрашивает его высочеству тяготы похода.

– Это самая безумная история, какую я только слышал, – усмехнулся Корнилий, – а твой приятель Янек тут каким боком замешан?

– Да все тем же, ваша милость! Он, изволите ли видеть, как и я – шляхтич, правда, обедневший…