Иван Оченков - Пушки царя Иоганна [litres]

Вылетев из ворот, мы, не тратя времени на перестроение, рассыпаемся в лаву и с ходу врубаемся во вражеский строй. Мой Алмаз рвется вперед, и я перестаю его придерживать, рубя противников шпагой. Похоже, нам попалась казачья хоругвь, в которой мало у кого есть доспехи. Тяжелая кавалерийская шпага легко пронзает беззащитные тела, отрубает конечности и раскалывает черепа. Несколько раз противники кидаются на меня, но бдительные рынды не зевают и тут же приходят на помощь, отбивая их удары. Введя в бой три свежие сотни, я отбиваю очередную польскую атаку и, прорубившись сквозь атакующих, оказываюсь прямо перед Вельяминовым. Прошедший бой нелегко дался моему окольничему. Борода его растрепана, а богатые латы с отметинами вражеских сабель сплошь покрыты пороховой гарью и брызгами крови. В первый момент он вскидывает свой шестопер, но тут же узнав меня, в изумлении останавливается.

– Ты как здесь?.. – хрипит он.

– Стреляли, – усмехаюсь я в ответ и вкладываю шпагу в ножны.

– А Пожарский где?

– Живой, – машу я рукой, дескать, не спрашивай, не до того сейчас.

– Как же тебя Корнилий отпустил одного?

– А он не знает, – улыбаюсь в ответ своему ближнику и чешу латной перчаткой нестерпимо зудящую переносицу, измазав все лицо кровью.

– Я думал, ты сейчас с войсками уже польский лагерь штурмуешь.

– Как видишь – нет! Впрочем, там все готово, и необходимые распоряжения отданы. Так что давай поторопимся.

– Ага, вот ты и поторопись, тем более что тебя есть кому проводить. А я тут немного занят – вон видишь, ляхи разворачиваются.

Поляки и впрямь, приведя в порядок свой строй, готовились в очередной раз обрушиться на нас. Однако не успели они исполнить свое намерение, как в их шеренгах начались рваться бомбы, выпущенные из подтянутой к месту боя батареи. Опытным жолнежам пушечный обстрел был совершенно не в диковинку, и будь это обычные ядра, они бы выстояли. Но вот к тому, что вражеские снаряды будут с грохотом разрываться, убивая и калеча осколками всех вокруг и к тому же пугая лошадей, воины оказались не готовы.

– Черт бы побрал мекленбургского герцога и его вездесущую артиллерию! – зарычал Казановский.

– Надо отводить наши хоругви, пока у нас есть что отводить, – хмуро отозвался один из ротмистров. – Эдак они нас всех перебьют!

– И отдать им победу?

– Полноте, ваша милость, они и так уже победили. И ваше упорство приведет лишь к еще большим потерям.

– Но мы уничтожили их пехоту!

– Нет, ваша милость, мы разменяли две гусарские и две панцирные хоругви на пару их пеших. И герцог Ян с удовольствием повторит размен, благо пехоты у него много.

– Но мы не дали им прийти на помощь крепости!

– Помилуйте, ясновельможный пан, да это из Можайска к ним на помощь подошла кавалерия. Вы и впрямь до сих пор думаете, что там идет бой? Да мекленбургский дьявол смеется над нами и устроил одну из своих ловушек!

– Но что делать?

– Возвращаться, пока московиты и этот треклятый герцог не сообразили, что у вашей милости нет больше войск, и не уничтожили нас совсем!

– Но что я скажу королевичу и гетману?

– Вы скажете, что пришли им на помощь, потому что если я хоть что-то понимаю в военном деле, то московиты сейчас штурмуют наш лагерь!

– Матка Бозка!..

Запели трубы, и уцелевшие польские хоругви, четко развернувшись, двинулись прочь. Наши пушки послали им вдогонку еще пару бомб, но они лишь пришпорили своих коней и вышли из-под обстрела.

– Догнать! – загорелся взгляд у Вельяминова.

– Никита, стой! – осадил его я. – Успеешь еще своей дубиной помахать.

– Так это же не дубина, государь, – изумился тот.

– А что?

– Шестопер! Ты же сам мне его подарил…

– Ну вот видишь: раз я подарил, стало быть, мне виднее! Сказано тебе – дубина, значит, дубина. Распорядись лучше, чтобы пехота уцелевшая в Можайск шла, да раненых пусть не забудут. Бог не без милости, кто-нибудь да выживет. А поместных с собой возьмем, пригодятся, я чаю.

Выжившие в схватке солдаты тем временем приводили себя в порядок, перевязывали раны и собирали оружие. При этом многие поглядывали на меня, и лица их светлели. «Царь!.. – шептались они, – сам на выручку пришел, не бросил!» Не выдержав их взглядов, я отвернулся.

– Ты чего, – встревожился Вельяминов, – али вспомнил что?

– Ага, вспомнил, – мрачно пробурчал я в ответ, – вспомнил, что я их на верную смерть послал. А они на меня как на Спасителя смотрят!

– Ты царь, – пожал плечами не понявший моих переживаний Никита, – на тебя так и положено смотреть. А что смерть принимать, так это дело служивое.

Тем временем солдаты собрались и пошагали в сторону Петровских ворот. Мало кто из них был одет как положено – в кафтан и сапоги. Большинство, включая начальных людей, были в зипунах и поршнях. На пикинерах вместо кирас и морионов были в лучшем случае кольчуги и шишаки. Вместо протазанов – бердыши, вместо шпаг – сабли, да и те не слишком казистые. Лишь мушкеты у стрелков были новые, купленные в Европе. Мощные и дальнобойные, сегодня они многим из них спасли жизнь. Набирались в этот полк даточные люди из царских вотчин, по жребию. Большинство из них и обучить толком не успели. Только начальные люди назначались из отслуживших в немецких полках фон Гершова и Гротте. Но несмотря ни на что, они, встретившись с опытным врагом, не дрогнули, а дрались отчаянно и бесстрашно. Мне захотелось сказать им что-нибудь ободряющее. Но, против обыкновения, не нашлось слов, и я, молча развернув Алмаза, поскакал к мосту через Можайку.

Говоря, что раздал все необходимые распоряжения для боя, я совершенно не кривил душой. Чем хорош мой старый приятель Хайнц Гротте, так это тем, что умеет беспрекословно выполнять приказы. Сказано ему, чтобы оба немецких пехотных полка на рассвете построились и были готовы к наступлению, значит, они построятся и будут готовы. Вышедшие за линии редутов пехотные баталии ощетинились пиками, в промежутках между ними встали пушки, а фланги прикрыли драгуны Панина.

– Что это значит? – встревоженно спросил королевич у гетмана.

– Это значит, что ваш кузен желает боя.

– Но почему он не идет на выручку Пожарскому?

– А вы не догадываетесь?

– Но судя по всему, диверсия удалась, и в Можайске идет бой!

– Судя по чему?

– Как по чему? Был взрыв, проход свободен, внутри кремля звуки боя…

– Да? – Голос Ходкевича звучал издевательски. – Посмотрите внимательнее, мой принц. Проход действительно открыт, но ворота целы! Значит, московиты сами их открыли.

– Но хоругвь Ржевутского…

– Украшает собой склоны рва. Московиты знали, что они идут, и просто смели их с дороги залпами пушек.

– Но неужели всех…

– И еще ту хоругвь, что вы изволили послать на помощь первой.