Клим Жуков - Солдат императора

– Вы вовремя. Сейчас снова в атаку.

– Пауль, а зачем? Что вам неймется? На стенах наши, скоро вдарят со всех сторон и порядок. Мы пока чрез поле шли, я все рассмотрел. Вы тут просто ничего не видите. Подождать с четверть часа и все. Туркам ведь отсюда тоже не выйти.

Вместо Гульди откликнулся Бемельберг, ему было что сказать.

– Умный пришел, спешите видеть! Здра-а-а-авствуйте! – Он издевательски поклонился, – Здра-а-а-авствуйте! – Он поклонился еще ниже. – А ты, умный, знаешь что нас тут имеют прямо в попу?! – Он поклонился совсем низко, повернувшись указанной частью тела к испанцу, и взял ягодицы на разрыв железными перчатками – в каждую по одной половинке. Для наглядности, видимо. Попрыгал. Подол при этом смешно задрался, поскрипывая о наручи.

– Конрад, не преувеличивай, – осмелился выступить Гульди, так как никто другой не осмелился бы точно.

– Всё не так плохо. – А потом в сторону испанца, – Дело в том, что с той стороны собирается чертова туча обрезанных. Еще не много и будет контратака. Нам кровь из носу надо прорвать оборону здесь, чтобы зайти во фланг тем орлам. И чем быстрее, тем лучше. А пока мы тут волохались, турки народу в проломе навалили, так что теперь не пройти. Надо успокоится и решить, как дальше жить будем. И как твоих кавалеристов, Франко, применить.

Конрад прекратил свою «почти истерику», выпрямился и очень вопросительно посмотрел на обоих.

– Ну, есть мысли?

– Есть, – ответил Пауль. – Кавалерия – очень кстати подтянулась. Сделаем так…

Далее он очень сжато и толково объяснил что хотел. Пикинеры со своим громоздким оружием не могли развернуться в бреши? И хорошо. Вперед пусть идут алебардисты. И древко покороче, и вдарить можно в случае чего. Проблему фланкирования он собирался решить посредством спешенной кавалерии. Две колонны конников должны были втянуться по бокам под прикрытием алебард, которые навесом планировалось выставить у них над головами, и сковать боем янычар на флангах. С коротким оружием это было сподручнее. Алебардисты вламывались вперед и расчищали путь основным силам.

– Но для начала пускай мои парни крючьями алебард растащит трупы из завала. А то хрен проберешься, – закончил Гульди.

– Разумно по моему, – сказал Франциско, почесывая по привычке стальную полусферу затылка.

– Разумно… – проскрипел Конрад ворчливо, – это нужно было сделать полчаса назад! Ты где был все это время, умник?!

– Брось, Конрад, что поделать. Все мы выступили не очень. Командуй, что ли?

– Не очень… двадцать три парня положили… у-у-у-уй! – Бемельберг поморщился, сдавив нащечники штурмхаубе, и зычно гаркнул:

– Внимание! Назад! Шагом! Марш! – Строй слажено откатился, немало удивив турок по ту сторону. Сюрпризы их еще ждали.

– Пикинеры! На вытянутую руку вправо разомкнись! Алебардисты вперед! – И, обращаясь к Паулю, уже тише:

– Иди к своим, сын войны.

– Делаем, как договорились. Франко! Сейчас мы растащим холодных. Дели бойцов на две колонны и выводи по бокам. Сигнал к атаке – барабан, как обычно.

Янычары запоздало поняли что происходит. Алебардисты крючьями цепляли своих покойных товарищей и редких турок, вытаскивая из пролома. Совсем скоро на земле осталось три-четыре развороченных тела, которые не могли помешать атаке. А турки не могли помешать страшной расчистке, ведь сунуться в брешь – означало лишиться преимуществ флангового прикрытия и пойти на фронтальную схватку с озверевшими ландскнехтами.

Франциско стоял в левофланговой колонне и молился, как обычно в свободную минуту. Его конники тоже, наверное, молились, а если нет – очень напрасно, ведь им предстояло выскочить из-за стены прямо на копья янычар и сабли спах. Латы, конечно, здорово спасают, но ведь дырочка всегда отыщется, не так ли? Иначе все войны давно бы закончились.

Приготовлениям, как и всему на Земле, суждено было закончиться. А после этого грохнул барабан, опустились на укол алебарды, впечатались в пыль башмаки.

Началось!

Ландскнехты были очень разъярены долгим топтанием и неоправданными потерями. Они как один шагнули в пролом и слаженно надавили на янычар. Последние дрались отчаянно, да противопоставить железной стене, ощетинившейся алебардами ничего не могли. Привычно откатились назад. Приготовились ударить с боков, но не тут то было. Вперед рванулись спешенные испанцы.

Их тяжелые кавалерийские латы отменно исполнили роль передвижного щита, а короткое оружие позволило схватиться с турками грудь в грудь… и продавить строй. И еще. И еще. В пролом потянулись пикинеры.

Падали люди, валились с обеих сторон, но теперь смуглые тела в кольчугах и шелковых кафтанах все чаше оказывались под мельтешащими башмаками. А светлокожие люди в кирасах неспешно и неуклонно вползали в брешь, расширяя плацдарм. Когда же за стену смогли выйти пикинеры, натиск приобрел неостановимый характер.

Наконец, под сверкающим полукругом, нарисованным чей-то алебардой, упал знаменосец. Зеленый стяг закачался. Закачался и людской полумесяц. Дрогнул. Десятки рук потянулись к древку знамени, но воинская удача была неумолима. Сегодня она однозначно стояла в строю ландскнехтов.

Парчовое полотно смялось в кровавой грязище, а стена турок раскололась, разлетелась не хуже чем каменная преграда под ядрами.

Франциско видел, как его двойник сходится с воинами в тюрбанах, одетых поверх шлемов, тюрбановидных шлемах, одетых на тюрбаны, затянутыми в кольчуги и непривычные кольчато-пластинчатые доспехи с непроизносимыми названиями «юшман» и «бехтер». Он рубил мечом, повисая на щитах, его бойцы крушили шестоперами и клевцами, рвались вперед, как безумные.

Вот он парировал кривую саблю, сунул гардой, саданул лезвием, оттолкнул противника, рубанул в бок, и тут, неведомо откуда прилетевший топор упал на его шлем. Всеохватывающее зрение внезапно сфокусировалось до узкого обзора из под козырька бургиньота, перевернулось, сжалось в точку и сгинуло в темной бездне вращающихся цветных пятен. Боли по прежнему не было. Не было и страха.

Тьма мгновенно расступилась, или прошла целая эпоха, это Франциско не ведал. Но вынырнул. Вынырнуть довелось в совершенно ином месте, в иное время, гораздо раньше. Хотя «раньше», равно как и «позже», превратились в довольно отвлеченные понятия.

Молодой, совсем юный мальчик стоял на коленях перед уютным домашним алтарем и молился.

Древний иконостас коптила одинокая свеча на высоком подсвечнике, выхватывая дрожащей сферой света суровые лица бородатых святых. Желтоватое мерцание оставляло в полутьме и мальчика и раскрытую книгу перед ним.

Сумрак не мешал высокому нескладному пареньку, который давным-давно наизусть знал все, что нес через века тяжелый пергамент. Разбуди ночью и потребуй декламации, и он без запинки прочитал бы все от «Credo» [107] Credo – Символ Веры. до любого псалма или любого места из Апостольских Посланий.