Александр Башибузук - Эмигрант. Его высокоблагородие [litres]

– Думаю, господа, вам положена некая премия. На личные нужды и на оперативные расходы. Скажем… в размере пятисот рублей золотом каждому. Но вся сложность в том, что французы сейчас будут отслеживать в обороте любую российскую валюту, поэтому светить червонцы нецелесообразно. Немного позже я озабочусь их безопасной конвертацией, а премию выдам франками, благо некий запас у нас имеется. Возражения? Тогда, перед тем как перейти к следующему вопросу, можно пропустить немного коньяку. Антон Васильевич…

– Уже озаботился, – эсер подскочил и достал из шкафчика бутылку. – Вот. Французский «Реми Мартин». Сам не пробовал, но говорят, сущий нектар. Я взял целый ящик.

– Покажите… – я взял коньяк и невольно хмыкнул, потому что Игнашевич где-то разжился элитным «ХО». И похоже, не поддельным, а настоящим: – Хм… и во сколько вам он обошелся?

– Ну… – эсер слегка смутился. – Я не покупал. Скажем так… Им со мной расплатились за некую услугу. Фактически произошел обмен. А сам коньяк, скорей всего, затерялся при разгрузке какого-то корабля.

Синицын укоризненно покачал головой:

– Антон Васильевич. Смею предположить, эти ваши коммерции не имеют ничего общего со служебной необходимостью.

– Жить-то как-то надо? – беззлобно огрызнулся Игнашевич. – Ведь сам я не ворую…

– Разливайте, – скомандовал я, предупреждая возможные трения. – Кстати, здесь найдется укромное место, чтобы спрятать золото? Пока не уляжется суматоха, перебазировать его куда-либо будет неразумным.

– А как же, – эсер подал мне наполненную рюмку. – В подвале я оборудовал небольшой тайничок. Там же лежит оружие с боеприпасами.

– Отлично. Ну что, господа, с почином…

Коньяк действительно оказался весьма неплох. Но мы позволили себе употребить всего одну бутылку. Почему? Да потому что на сегодня, а верней, на завтрашнее раннее утро, была запланирована еще одна акция. Дело в том, что до сих пор осталась не оборванной одна ниточка, связывающая меня с разгромленной польской резидентурой. И эту ниточку требовалась как можно быстрее оборвать.

Мы обговорили дальнейшие действия, после чего разошлись по своим делам, условившись встретиться здесь же в двадцать ноль-ноль, как раз перед наступлением комендантского часа. В том, что он будет введен, никто из нас не сомневался. Пуговкин отправился договариваться об еще одной конспиративной квартире, а верней – целом доме в азиатской части Константинополя, а Синицын как на крыльях полетел покупать вторую машину. Тетюха и Игнашевич свои цели не озвучили, ну а я поплелся домой, для того чтобы банально вымыться, поесть и отоспаться. К тому же надо было наконец забрать у кожевенника готовые кобуры.

Для конца января погода стояла более чем приличная, поэтому решил прогуляться к пансиону пешим порядком. Благо идти предстояло всего около полутора километров. А свой маршрут спланировал так, чтобы пройти мимо антикварной лавки пана Опольского. Нет, ну интересно же: сработал наш ложный след или нет?

Однако ничего понять не удалось, потому что магазинчик оказался банально закрыт. А это, с довольно большой долей вероятности, позволяло предположить, что поляка до сих пор никто не хватился. А если хватились, то паники еще не подняли. Да и кому панику поднимать? Как я уже успел узнать, местная полиция – учреждение довольно специфическое, если не сказать больше. Но посмотрим. Поляки в любом случае работали в тесном контакте с оккупационными спецслужбами, а этих ребят недооценивать явно не стоит.

– Нет так нет. Горевать не буду… – пробормотал я и направился дальше, искоса поглядывая на солдатиков оккупационных войск.

Французские зуавы в алых фесках, английские «томми аткинс» [50] Томми Аткинс, чаще просто «томми» – прозвище простых солдат вооруженных сил Великобритании. Прозвище широко используется еще с XVIII века. в плоских как блин касках и даже итальянские берсальеры [51] Берсальеры ( итал . Bersaglieri, от bersаglio – «мишень») – стрелки в итальянской армии, особый род войск, элитные высокомобильные пехотные части. Созданы в 1836 году. Отличительной особенностью формы берсальеров являются птичьи перья на головном уборе. , щеголявшие перьями на шляпах – патрулей на улицах стало гораздо больше. Они расхаживали по улицам и выборочно задерживали людей, преимущественно восточной внешности. Видимо, турок, которого я шарахнул по башке, все-таки умудрился смыться.

С местной публикой никто не церемонился. В случае малейшего неповиновения в ход шли приклады и дубинки, после чего потерявшего способность держаться на ногах самостоятельно персонажа куда-то уволакивали.

Особенно свирепствовали чернокожие французские солдаты. От этих доставалось всем подряд, даже женщинам и европейцам.

Чтобы переждать суматоху, я направился к парикмахерской, на вывеске которой был изображен колоритный пузатый усач, почему-то в поварском колпаке, но с громадными ножницами в руках. Уже взялся за начищенную латунную ручку двери, как меня кто-то сзади схватил за рукав.

Я немедленно обернулся и увидел здоровенного негритоса в форме французского зуава.

– Куда твоя ходить? Документы давать! – кривя лицо в злобной гримасе, с чудовищным акцентом орал чернокожий. – Быстро давать!

Его товарищ, такой же африканец, только размерами поскромней, довольно сильно двинул меня прикладом в грудь. Видимо, для ускорения выполнения команды.

«Охренел, сука чернозадая?!!» – я едва не врезал ему в иссиня-черную морду, но сдержался и заорал по-французски:

– Смирно, обезьяны черномазые! Кто командир, мать вашу?

Африканцы растерянно выпучили глаза и немедленно приняли строевую стойку, звякнув о мостовую прикладами своих винтовок Бертье.

– Что здесь происходит? – к нам тут же подскочил немолодой полноватый лейтенант.

– Это я у вас хочу спросить, лейтенант, что здесь происходит? – я сделал четкий полуоборот к нему. – Что позволяют себе ваши подчиненные?

– Лейтенант Жискар, – французский офицер не особо смутился и небрежно откозырял мне. – С кем имею честь?

– Кавалер ордена Почетного Легиона, барон фон Нотбек… – исходя желчью и презрением, представился я. – Вот мои документы!

На лице лейтенанта сразу прибавилось почтительности. Он быстро пролистал паспорт, вернул его, а потом еще раз приложил руку к своему кепи.

– Приношу свои извинения, барон, за этот досадный инцидент. В случае вашего неудовлетворения извинениями вы можете подать жалобу моему командованию… – было видно, что французу явно не по себе.

– Я удовлетворен… – буркнул я, сбавляя тон. – Ну и солдаты у вас…

– Африканцы, из наших колоний, сенегальцы, – извиняющимся тоном пояснил француз. – Дикие совсем. Но порка понемногу делает из них людей.