Александр Башибузук - Эмигрант. Его высокоблагородие [litres]

– Получается, Ясмину украли люди из Региструпра?

– В этом и странность, – Кетеван с сомнением покачала головой. – Я не думала, что они пойдут на это. При всей своей революционной безапелляционности – люди в константинопольской резидентуре подобрались порядочные и умные. Разве что на эту операцию дал санкцию по своей инициативе кто-то из главного руководства.

– Уже не важно, порядочные они или нет, и кто дал санкцию, – не сдержавшись, рыкнул я. – Не я переступил черту. Где могут содержать Ясмину? Сколько их?

– Секундочку, mon cher… – в глазах Кет плеснулась ирония. – Не подскажешь, с какой это стати я должна тебе помогать? Да еще спасать свою соперницу.

– Чего ты хочешь?

Кет плавно встала с дивана, элегантным балетным па обернулась ко мне и жестко проговорила:

– Как насчет того, чтобы сделать окончательный выбор, mon amour? [57] Mon amour ( фр .) – мой любимый. Я помогу тебе и вытащу эту пейзанку из дерьма, в которое она влезла по своей глупости. Но после этого ты окончательно с ней распрощаешься и останешься со мной.

– Нет.

– Тогда… – Кетеван картинно развела руками.

– Но я могу отдать тебе ключи от банковских ячеек, – изобразив отчаяние, выпалил я.

– Ключи? – с недоумением переспросила Кет и, словно не веря, заглянула мне в глаза. – За эту девку?

– Придержи язык. Да, ключи. Все равно я не верю в эти миллионы. Но отдам только в случае реальной помощи.

– Ты рехнулся, милый?

– Тебе не все равно?

– Впрочем – да, теперь все равно, – Кетеван презрительно фыркнула. – Хорошо, я помогу тебе. Но если обманешь…

– Ты сама знаешь, что не обману.

– Знаю, – кивнула Кет. – Ладно, решено. Я попробую это сделать. Но если что-то пойдет не так, может понадобиться помощь твоих людей. Для того чтобы спасать уже меня.

– С моими людьми проблема. Я еще не знаю, кто…

– Никто, – перебила меня Кетеван. – Информация ушла не от них, а от кого-то из окружения Врангеля. Это я уже знаю точно. Значит так…

После обсуждения деталей я покинул квартиру Кет, тщательно проверился, затем поймал извозчика и доехал до пансиона.

Все уже собрались в каморке у Синицына. Времени оставалось в обрез, поэтому обошлось без вступлений:

– Кто из вас докладывал обо мне руководству? Я с пониманием отношусь к служебным обязанностям, но в данном случае все эти доклады, после получения, прямым ходом переправлялись к красным. В результате сегодня украли Ясмину и теперь шантажируют меня. Кто, мать вашу за ногу? И главное кому?

Синицын опустил голову и тихо признался:

– Я докладывал. Капитану Земцову…

Следующим, совершенно неожиданно для меня, прозвучал голос Пуговкина:

– И я. Тоже Земцову. Но за акцию по золоту франков ни-ни. Как договаривались.

Вслед за ним отозвался Игнашевич:

– Ему. Но всего разок. И не по золоту.

– Мля, – выдохнул я и, столкнув эсера с табурета, сел сам. – Вот же…

– Ты уж извини, Владимирович… – начал было вахмистр.

– Заткнись.

– Уже, – быстро согласился Пуговкин. – Молчу как рыба.

– А если, – вскинулся Игнашевич, – если мы все поправим? Отобьем девушку и красноперым начистим рыло. А потом и до Земцова дело дойдет.

– И то дело! – поддержал его вахмистр. – Каюсь, напортачили. Сами и исправим.

Синицын промолчал, так и не подняв головы.

– Уроды, – беззлобно буркнул я. – Всех на фронт. На колючку. Под шрапнель. Но хорошо. Сегодня ночью пойдем воевать. Игнашевич, с тебя оружие. Германские трещотки пойдут. Да патронов побольше возьми. И еще чего сам сочтешь нужным. Гранаты, к примеру. Штабс-капитан Синицын, отвезите вольноопределяющегося, а потом свободны. Вы, вахмистр, пока останетесь со мной.

Синицын поднял глаза и хрипло выдохнул:

– Как прикажете, господин капитан. Но я с вами пойду.

– А если подумать?

– Нет, – мотнул головой штабс-капитан. – Уже решил. С вами. До конца.

– Хорошо…

Эсер с Синицыным обернулись довольно быстро.

– Э-э-э… Ты чего притащил? Бомбометы? – смотря на объемистые баулы, поинтересовался я, уже пожалев, что дал свободу выбора Игнашевичу. Этот оружейный маньяк вполне мог и полковушку с боекомплектом притащить.

– А надо было? – насторожился эсер. Но при виде моего лица тут же осекся и принялся расшнуровывать сумки. – Значитца так. Это пистолеты-пулеметы. Вот диски к ним. Думаю, по одному запасному хватит. Только они пустые, уж извините, чтобы пружина не села, но снарядить недолго. Патронов я взял с избытком. А это… – в руках Игнашевича неожиданно появился дробовик со стволом, взятым в дырчатый кожух. – Прошу любить и жаловать, «Винчестер» образца 1897 года. Магазинный дробовик двенадцатого калибра. Перезарядка происходит движением цевья. На коротком расстоянии даст фору любому автоматическому оружию. Если штурмовать здание, лучше не придумаешь. Коридоры будет подметать картечью, как метла. К сожалению, всего один. С вашего позволения я его себе возьму.

– Дальше, – поторопил я эсера. Если дело касается оружия, этот помешанный может часами заливаться как соловей. А время идет. Нам еще надо успеть добраться до комендантского часа на другой конец европейской части Константинополя.

Следом за дробовиком из баулов появились британские гранаты, «люгеры» с улиточными магазинами и даже жуткие гибриды траншейных тесаков с кастетами непонятного производителя. А в завершение эсер начал извлекать из отдельной сумки германские каски, те самые штальхельмы [58] Штальхельм ( нем . Stahlhelm, стальной шлем) – пехотная каска, которая под этим названием ассоциируется прежде всего с вооружёнными силами Германии с 1916 по 1945 год. Заменив во время Первой мировой войны пикельхельм, позже штальхельм стал одним из наиболее узнаваемых атрибутов солдат вермахта. Сделанный из никелевой стали, шлем имел боковые рожки, назначением которых являлись вентиляция и крепление дополнительных защитных пластин; пластины мало использовались из-за их большого веса, а вентиляционные отверстия солдаты были вынуждены зимой примитивно заделывать. с рожками и нечто, очень напоминающее средневековые доспехи.

– Что это за железо? – недоуменно поинтересовался Пуговкин и щелкнул пальцем по одной из пластин, выкрашенной в мышиный цвет.

– Германские штурмовые кирасы! По случаю достал, – с гордостью заявил Игнашевич, ловко влез в доспех и сразу стал похож на длинного нескладного рыцаря, с какой-то стати напялившего клетчатые штаны и пиджак. – Ни один револьвер и пистолет даже в упор не прошибет. Да, тяжеловато, но оно стоит того.

Синицын тут же приладил ему на голову шлем и буркнул:

– Попался бы ты мне на фронте.

Пуговкин с восхищением поддакнул:

– Вылитый Ганс. Етить твою наперекосяк.

– Что? – бурно возмутился эсер. – У меня шкура не казенная. Вы как хотите, а я…