Илья Леонтьев - Окаянный император. Роковое путешествие

На первый взгляд, дела обстояли очень даже неплохо. Но я-то знал, что благоденствию этому осталось четверть века, не более, а если учесть, что в начале XX века разразится война с Японией, которую Россия проиграет, то и того меньше. И если я не хотел закончить свои дни у расстрельной стенки, то надо было что-то делать. Попытаться остановить страну на краю революционной бездны и гражданской бойни. Единственное, что мне приходило в голову по этому поводу — улучшение благосостояния моих сограждан, точнее подданных. Хотя есть у меня в тетрадочки два имени — Владимир Ленин, вернее Ульянов, и Иосиф Сталин, точнее Джугашвили (его настоящую фамилия удалось вспомнить с трудом). Если обстановка будет совсем неважной, можно будет задуматься и о силовом решении. Не зря же Сталин сказал, что нет человека — нет и проблем. Но это отдаленная перспектива. Пока меня больше беспокоило предстоящее знакомство с империей и война на Дальнем Востоке.

Ошалев от количества прочитанного, я вышел проветриться. Пятнадцать узлов — это примерно тридцать километров в час, если не ошибаюсь, но находиться на свежем морском ветерке на такой скорости не слишком приятно. Поэтому я отправился на корму, чтобы спрятаться за надстройками корпуса. Настоящий наследник, оказывается, курил, я же с этой дурной привычкой «завязал». Тем более что зависимость была только физическая, психологически я был некурящий. Спрятавшись за какой-то железкой от ветра, я наслаждался морскими видами. Еще никогда мне не доводилось путешествовать на корабле. Бесконечные гребни волн бежали до самого горизонта, где безоблачное небо сливалось с водной гладью. На палубу порой долетали соленые брызги. Не знаю почему, но качка не вызывала никаких проблем. То ли от природы у меня был крепкий вестибулярный аппарат, то ли тело привыкло к подобным испытаниям.

Мои размышления прервал шум за углом.

— Почему ты, мерзавец, от службы отлыниваешь?

— Так ведь, ваше высокоблагородие, вахта-то теперь не моя, вот и отдыхал…

— Разве у тебя нет места для отдыха? Дрых без задних ног, а вдруг тревога?! — заводил сам себя говорящий. — Или ты думаешь, что за тобой по всему крейсеру бегать будут? Искать? Скотина!

Послышалось хеканье и звуки ударов. Решив, что и дальше оставаться безучастным наблюдателем не стоит, я сделал пару шагов и вышел из своего импровизированного укрытия. Высокий жилистый офицер со злым цыганским лицом (лейтенант, если не ошибаюсь) неторопливо бил матроса. Тот держал руки по швам и стоически переносил наказание.

— Хм… Что здесь происходит? — спросил я негромко.

Офицер повернулся на голос. На его физиономии сменилась целая гамма эмоций — от злости, раздражения, что его отвлекают от приятного дела, а закончилось все изумлением.

— Я повторяю, господин лейтенант, что здесь происходит? — в моей душе забитого ботаника, над которым регулярно издевались одноклассники, поднимался вал возмущения. Вид взрослого мужика, которого бьют по лицу, а он стоит навытяжку и даже не пытается защититься, всколыхнул подзабытые подростковые воспоминания.

— Ваше императорское высочество… Матрос Вакуленчук спал на службе.

Я повернулся к избитому и сквозь размазанную кровь из носа увидел знакомые черты. Это был тот самый мужик с обвислыми усами, что рассказывал мне о нехитром меню.

— Что ж ты, братец?

— Не моя вахта была, государь… Только сменился… Сморило. У котельного прикорнул. Там переборка теплая…

— Так вся вина этого матроса в том, что он спал в неположенном месте? — спросил я, и градус внутреннего кипения начал расти.

— Для этого есть кубрик…

— Понятно… Иди, Вакуленчук… Умойся, — сказал я и, пока матрос быстро исчезал из поля зрения, окончательно развернулся к офицеру. — Потрудитесь объясниться, милостивый государь. Кто дал вам право бить подчиненного, да еще и по надуманному поводу?

По глазам лейтенанта было заметно, что он не понимает сути моих претензий.

— Как вас зовут?

— Николай Парфенович Курош из астраханских дворян, ваше императорское высочество.

— Так вот, Николай Парфенович, настоятельно прошу вас впредь воздержаться от рукоприкладства в отношении нижних чинов. Не пристало дворянину, а еще больше русскому офицеру бить подчиненных. Настоятельно рекомендую этого не делать. Идите.

Произнося свою тираду, я вдруг понял, что могу быть неправ. Перед глазами возник образ мужика, который молча сносит удары, и лицо лейтенанта, не понимающего, почему я вмешиваюсь, поэтому финал и получился немного смазанным. Черт! Надо немедленно найти капитана и прояснить этот вопрос. Однако искать его мне не пришлось. Николай Николаевич сам шел мне на встречу.

— Ваше императорское высочество, Владивосток на горизонте! Наш переход приближается к концу.

В голосе собеседника я услышал нотки радости. Я провел на корабле всего несколько дней, да и то большую часть из них в порту, а команда и мои попутчики покинули родные берега больше полугода назад. Мы подошли к борту.

— Сколько же мы прошли, капитан?

— Почти двенадцать тысяч морских миль, ваше императорское высочество.

— Однако… Соскучились по дому?

— Конечно! Только для нас путешествие пока не заканчивается. До базы в Кронштадте еще идти и идти. И неизвестно, какие у командования на нас виды… Но ничего, команда здорова, исполнена энтузиазма и готова исполнить любой приказ, — закончил он преувеличенно бодрым тоном.

— Кстати, Николай Николаевич, просветите меня по поводу телесных наказаний на флоте, что-то я запамятовал…

У Ломена приподнялись брови:

— Телесные наказания для нижних чинов были отменены высочайшим повелением в 1863 году. Ваш августейший дед, император Александр II, запретил порку кошками как в мирное, так и в военное время… — завершил он рассказ невысказанным вопросом.

— Я стал свидетелем неприятной сцены…

— Лейтенант Курош, как я понимаю?

— Вы знаете о его… упражнениях?

— Да, ваше императорское высочество.

— Так почему не прекратите? Почему на вашем корабле подобное возможно, — слово «вашем» я выделил особо.

— Лейтенант Курош потомственный моряк, сын контр-адмирала Парфения Александровича Куроша…

— Как мне кажется, это не основание для нарушения высочайшей воли… Николай Николаевич, прошу вас принять меры к тому, чтобы подобные события более не повторялись. Нельзя марать честь русского императорского флота.

Расставшись с капитаном, я отправился к себе в каюту. Дорога к нейе проходила мимо офицерской кают-компании. Дверь оказалась приоткрыта, из-за нее слышались голоса моих попутчиков. Понимая, что рискую, тем не менее притормозил и решил послушать, о чем идет речь. Начала разговора я не услышал, но он был явно обо мне.