Виктор Дубчек - Красный падаван-2: Наш человек на небе

Вот так сделаешь великое открытие — а ни статью напечатать, ни с докладом выступить где-нибудь в Цюрихе... И узнает мир о тебе, таком замечательном, в лучшем случае после смерти, а есть большая вероятность, что и вовсе никогда не узнает. Ибо вопрос тут совсем не в твоём учёном эго, совсем иначе вопрос стоит: сколько Советских жизней ты сбережёшь своей научной деятельностью.

А ради такого... да к чорту эго.

Ради такого — всё к чорту.

- Планировали мы на «Красном Сормове» запускаться, — у меня там сын, старший, инженером, [14] Борис Евгеньевич Патон, впоследствии тоже академик и так далее. На детях гениев природа отдыхает лишь в том случае, если эти гении более озабочены собственной гениальностью, нежели воспитанием детей. — да вышло вот как. Термоядерная печь у нас пока только здесь, в Балашихе, а без неё плазма не стартует. И, признаюсь Вам, Пётр Сергеевич, кабы не дуга — на версту к этой шайтан-печке не подошёл бы.

- Напрасно Вы так, — рассеянно сказал Жданов, перелистывая чертежи, — с точки зрения развития энергетики устройства, использующие энергию атомного ядра, совершенно безальтернативны... И, кстати, как всё-таки решили проблему с рекуперацией энергии?

- Следующий лист, — подсказал Патон, — вот. Вполне буквально и решили. Видите, в верхней части «бутылки»?

- Это Вы так магнитное поле называете?

- Как-то надо называть. Видите, вот здесь?

Жданов некоторое время читал чертёж, затем озадаченно сдвинул брови:

- Иначе говоря, вместо проблемы удержания плазмы Вы решаете фактически обратную?

- Ровно так, — с удовольствием подтвердил сварщик. — Земля-то круглая — иной раз быстрее окажется в обратную сторону её обойти.

- Изящно, — сказал Жданов, открыто завидуя красоте решения. — Да-с, изящно. И вот здесь на вершине поток, естественно, рассыпается?..

- Да, волновой процесс — неизбежность. И «стекает» по тору на приёмник.

- Понятно, да-с... Удивительно изящно, должен признать. Выходит, дуга у Вас живёт в «бутылке», и ни среда, ни загрязнение, ни характер материала значения практически не имеют. Вот только что меня смущает, Евгений Оскарович...

- Увы, больше шести с половиной сантиметров длину дуги удержать пока не удаётся.

- Если я правильно понимаю, основная проблема — источник электроэнергии. Да и пропускная способность потребуется совершенно исключительная, даже просто по теплу. Такой подход требует несоразмерно большого импульса вот на этой обмотке, а затем...

- Ну и что же? — охотно согласился Патон. Он сломал хребет настолько серьёзной задаче, что мелкие практические недостатки решения смутить его уже никак не могли. — Научимся шайтан-печки строить — построим и побольше. Затем Вы мне и нужны, дорогой Пётр Сергеевич.

- Не так-то это просто, — вздохнул Жданов. — Но я, в сущности, не большой знаток генерации, я, скорее, по распределению... Евгений Оскарович, а как Вы смотрите на командировку за линию фронта?

- На фронт, за фронт, к чорту на рога — с глаз моих долой!

- Ну, ты не кипятись, товарищ нарком, вскипятиться мы всегда успеем. Что он, собственно, отчубучил?

- А ты не в курсе?

- Та я ж с полигона только. Ледин [15] Евгений Григорьевич Ледин. Инженер-химик, в 1940-41 годах в инициативном порядке разработал взрывчатку марки «A-IX-2» — вдвое мощнее тринитротолуола. Взрывчатка обладала настолько уникальными достоинствами, что в эти самые достоинства никто из начальства просто не поверил; чтобы A-IX-2 запустили в массовое производство, Ледину, — который в то время служил в Ленинграде краснофлотцем (простым матросом), — пришлось дойти до самого товарища Сталина. новые образцы показывал. Так что там такое с Коляном?

- Что такое? Я тебе расскажу, что такое.

И Лаврентий Палыч, возмущённо поблёскивая стёклами пенсне, рассказал Судоплатову вот что.

Старший лейтенант государственной безопасности Н. Половинкин, который, если уж начистоту, в роли «эксперта» почти всё время маялся бездельем, и которого вчера направили на усиление техроты, для обустройства рекреационной комнаты лорда Вейдера...

- Постой-погоди, — задумчиво перебил Судоплатов. — А на кой мы его туда направили-то?

Это был неприятный вопрос, из тех, на которые не следует отвечать вслух. Вопрошающий либо дойдёт своим умом — либо не очень-то ему и хотелось.

Но вот себе — себе ответить надо обязательно. Потому что иначе этот самый вопрос всё равно никуда от тебя не денется, — ведь именно ты отвечаешь за судьбы своих подчинённых, — и постепенно выжрет тебя изнутри.

Берия быть сожранным изнутри категорически не желал, совесть свою ценил чрезвычайно высоко, поэтому на вопрос ответил; себе. Руководство, — в лице Лаврентия Палыча, — направило Половинкина на эти работы, потому что боялось Вейдера. Ну, не то чтоб вот именно боялось — но опасалось. Неуютно себя чувствовало в присутствии, как будто всё время ожидало некоего подвоха, причём такого, какой и предусмотреть невозможно — просто в силу отсутствия таких подвохов в привычной картине мира. Вот, например: кто бы мог даже просто вообразить, что по Красной площади станет разгуливать невидимый инопланетный диверсант со световым мечом?.. А Коля одного такого уже одолел, причём безо всякой подготовки — увидел да среагировал, как нечто само собой разумеющееся. Значит, — случись чего, — и Вейдеру сможет что-нибудь противопоставить. Противопоставил...

Так думал молодой министр... и почти презирал себя за эти мысли. Несколько утешала подсознательность реакции: подвернулся Коля — вперёд, Коля, помогай гостю обустроиться. Словно и решение за Берию принимала некая непонятная, коварная, незаметная сила.

Да и кто мог подумать, что Половинкин уронит этот злосчастный баллон?..

Нет, ногу генерал-майора Власова, — грамотного, опытного командира, — тоже было жаль: керамический вентиль баллона сломал os cuneiforme mediale и раздробил парочку ossa metatarsi. Но, по большому счёту, ерунда, пройдёт.

А вот сам вентиль пострадал куда сильнее, причём, — в отличие от генерал-майора, — втихаря. Керамика сильфона дала тончайшую, почти незаметную трещинку, именно в том месте конструкции, которое испытывало наибольшую нагрузку при подключении к вытяжной аппаратуре. После вечерней беседы с товарищем Сталиным лорд Вейдер направился в свои покои, где, — предприняв непонятную и неуклюжую попытку завербовать товарища Половинкина, — уединился и сел думать думу: «медитировать». Лаврентий Палыч уже знал, что простой человеческий сон для пришельца являлся недостижимой роскошью; инопланетянин страдал неизлечимой болезнью лёгких и был вынужден дремать в атмосфере особого медицинского газа, примерно такого же, какой использовался в дыхательной системе его скафандра.