Кир Булычев - Штурм Дюльбера (Река Хронос. 1917)

Несмотря на усталость, спать расхотелось. Она взяла сумку и стала думать – куда ее спрятать, чтобы грабитель, вернувшись, ее не нашел. Она подставила к шкафу стул и положила сумку на пыльный верх шкафа, но потом поняла, что, если грабитель высок ростом, он без труда заглянет на шкаф и увидит сумку. Положить ее под матрас? Грабитель первым делом будет искать именно под матрасом и под подушкой, туда кладут свои секреты все женщины и дети.

Так она и стояла с сумкой в руке посреди комнаты, словно окаменела от невозможности решить задачку – как подыхающий от голода буриданов осел.

В коридоре глухо пробили часы. Лидочка считала их астматический бой: девять. Гостиница еще не стихала – по коридору проходили, разговаривая на возвышенных тонах, пьяные люди, хлопали двери – снизу доносился звук молдаванского оркестрика. На улице послышалась нестройная песня.

В дверь постучали.

Вот он! Лидочка стояла у окна, прижав к груди сумку. Пальцы ее тут же жутко замерзли – отнять у нее сейчас сумку значило отломать пальцы – иначе не возьмешь.

Постучали снова. Проверяет, поняла Лидочка – здесь я или нет. Если я не откликнусь, он начнет взламывать замок.

– Откройте, – раздался голос. – Я смотрю в замочную скважину и знаю, что вы в апартаментах.

Голос был пьяный, глухой и неповоротливый.

Лидочка молчала, она прикрыла ладонью сердце, чтобы оно стучало не так громко.

– Вы будете моей, чего бы то ни стоило, – сказал голос. – Я видел вас и понял – обладание вами превратилось в смысл моей жизни. Вы меня слышите? Да ответьте мне, в конце концов! Неужели вам нужно, чтобы я ломал дверь?

После недолгой паузы последовал удар в дверь.

Лидочка отбежала на цыпочках к окну – посмотрела вниз – в комнате не было балкона, внизу, метрах в четырех, был тротуар. Обняв фонарный столб, сидел пьяный.

– Мас-ка! – сказал голос из-за двери. – Мааска! Я тебя знаю! Ты будешь моей, ты будешь вопить в моих объятиях!

Человек засмеялся и тут же продолжил трезво:

– На втором этаже есть камин. Я видел у печки ухват. Его достаточно, чтобы взломать дверь. Клянусь честью! Жди, птичка!

Лидочке слышно было, как преувеличенно твердые шаги удалились по коридору. За каждым тянулся хвостик тонкого звона – на нем были сапоги со шпорами!

Она считала секунды и не смела подойти к двери – пьяный мог караулить за углом. Но если он принесет лом или что-то подобное, то легко вскроет дверь.

Лидочка решилась. Она схватила сумку и приоткрыла дверь. Коридор был пуст. Тусклая голая лампочка светила из остатков разбитого абажура.

Лидочка со всех ног побежала по коридору и, когда увидела, что одна из дверей впереди резко открывается, – побежала еще быстрее, надеясь проскочить это место, но не успела и столкнулась – больно, висок расшибла – с лохматым мужчиной в синих очках, одетым в старую солдатскую шинель, – даже в тот момент Лидочка сообразила, насколько породистость носа и осанка не соответствуют одежде. Мужчина охнул, Лидочка вскрикнула, отлетая к стене, и, распластанная, руки как на Голгофе, пискнула:

– Простите, я нечаянно!

Мужчина покачал пышной шевелюрой и произнес:

– Такие времена, такие нравы. Вы не помните, как это звучит по-латыни?

Лидочка тут же побежала дальше – лестница была темной, дверь внизу прикрыта, но не заперта – через минуту Лидочка оказалась в фойе.

Портье с удивлением повернул голову, и Лидочка поняла, что он более всего похож на кондора или грифа с картинки из папиного Брэма. Голова голая, костяной желтый клюв и жабо вокруг тонкой шеи – шарф, замотанный, видимо, от простуды.

– Если так будет продолжаться, – закричала Лидочка, полагая, что говорит внушительно и негромко, – я тут же иду в полицию! Что это такое?

– А что такое? – спросил заинтересованно портье. – Я ничего не слышал.

– Полиция! – сказал лохматый мужчина в синих очках, спустившись по главной лестнице и подходя к стойке. – Полиция сама скоро будет в тюрьме, а пока что она прячется по домам. Власти, должен вам сказать, больше нет. Никакой власти! Каждый – сам власть! Наступили времена апокалипсиса, о которых наша партия предупреждала. А вы, девушка, возьмите платок и промокните кровь.

Откинув полу шинели, мужчина вытащил чистый платок и протянул Лидочке.

– Эта девица, – пояснил он, обернувшись к портье, – пыталась меня забодать. Я возмущен до глубины души!

Лидочка приложила платок ко лбу. Она посмотрела – на платке была кровь, немного, но была.

– Как только вас отпускают папа и мама, – проворчал мужчина. – Смочите платок водой. Георгий Львович (это относилось к портье), пропустите ребенка за стойку, пускай она возьмет графин.

– Я сам, – сказал портье, – разрешите платочек.

Лидочка покорно отдала платок.

– А вы отбываете, мосье Мученик? – спросил портье у старика.

– Тише, я здесь инкогнито, – театрально прошептал мужчина. – Я секретно проверял нашу организацию. Меня не должны узнать.

– Если вы думаете, кто-нибудь поверит тому, что вы солдат, – сказал портье, – то глубоко ошибаетесь.

– Я не солдат, а я бывший солдат, – ответил Мученик. – Не ездить же мне в такие дни в собственной бобровой шубе?

Покачиваясь и стараясь при том делать вид, что совсем не пьян, по главной лестнице спускался широкоплечий военлет с рукой на червой перевязи.

– Глоток воздуха! – воскликнул он театрально, обернувшись к портье. – Желаю здравствовать!

Лидочка узнала голос и хотела спрятаться за лохматого. Но военлет на нее не обращал внимания, а Мученик просил:

– Что вам надо?

– Господин Васильев, – сказал портье, – в одиннадцать я запираю двери!

– Еще чего не хватало! Это гостиница, а не приют благородных девиц!

– Такие времена, – сказал мужчина в синих очках, – такие нравы.

– Вот и отлично, – сказал Васильев. – Тогда вы, господин Мученик, дадите мне триста рублей. А я вас не застрелю.

– Погуляйте, – сказал Мученик, – проветритесь. Я не знаю никакого Мученика. У меня чистые документы на Иванова.

Васильев выругался и хлопнул дверью, выходя на улицу.

Лидочка отошла к зеркалу, рассматривая себя критически и чуть ли не враждебно. Она ожидала, пока портье освободится. Тот почувствовал, что Лидочка ждет, и спросил:

– Что еще, мадемуазель?

– Я прошу вас перевести меня в другую комнату.

– Это еще почему? Разве ваша плоха? Раньше никто не жаловался.

– Ко мне ломились – вон тот господин, он врывался ко мне и угрожал, что высадит дверь.

– Это ошибка, – сказал портье. – Он не вас искал, клянусь честью, не вас. Его пассия уже неделю как уехала с одним земгусаром. Честное слово. – И портье засмеялся высоким тихим смехом, глядя на Мученика, который должен был знать, почему это воспоминание так забавно.