Евгений Белогорский - Ленинградский меридиан [СИ]

— Правильно ли я вас понял, что вы предлагаете нам учиться у немецко-фашистской сволочи — блеснув праведным гневом в очах спросил Запорожец. — Нам красным командирам, лучшим представителям рабоче-крестьянской армии учиться у гитлеровцев?

Не имей генерал Рокоссовский долгого общения с Мехлисом, возможно он бы дрогнул и стал бы оправдываться перед Запорожцем, но он знал слабые точки членов Военного совета фронта.

— Учиться побеждать врага его же оружием, призывал нас всех товарищ Сталин в своей речи от 23 февраля этого года. Только познав слабые и сильные стороны противника, мы сможем одержать полную и окончательную победу над немецко-фашистскими оккупантами — процитировал Рокоссовский и с откровенным упреком посмотрел на комиссара.

— Вы неверно толкует слова товарища Сталина. Из их общей направленности вы делаете ошибочные выводы — Запорожец важно поднял палец, но довести до конца свою речь он не успел.

— Хочу сказать, что в Главном Танковом управлении принято решение об отказе от механизированных танковых корпусов и создании на их основе танковых армий по образцу противника — подал голос генерал Орел, являвшийся танкистом.

— Мне об этом ничего неизвестно — сварливо произнес комиссар, отчаянно пытавшийся сохранить лицо при плохой игре. Не нужно было иметь много ума, чтобы понять, что подобное решение ГТУ без одобрения вождя вряд ли бы приняло.

— Согласно плану выход наших войск к отрезку дороги Мга — Синявина должно произойти на третьи — четвертые сутки наступления и, следовательно, вся надобность в нанесения второго удара отпадет — как ни в чем не бывало, вернулся к прежнему разговору Мерецков. Ему очень хотелось, чтобы Рокоссовский испугался комиссара и стал бы сговорчивее, но сегодня был не его день.

— Кирилл Афанасьевич, вы готовы взять на себя ответственность на тот случай если дорога на Синявина не будет перерезана и по прошествию времени, совместным ударом немцы перережут двенадцати километровое основание нашего ударного клина? — поставил ребром вопрос Рокоссовский.

— К чему такие крайности, товарищ представитель Ставки! — возмутился комфронта. — на войне бывает всякое!

— Полностью с вами согласен, товарищ генерал армии! И вот чтобы не произошло этого всякого мы, и предлагаем нанести второй удар в районе рабочего поселка № 8 — разозлился Рокоссовский. На его лице появились красные пятна, но Константин Константинович не дал воли гневу. Осторожно поставив карандаш в стакан с другими карандашами, он повернулся к Мерецкову.

— Я вижу, что мы начали ходить кругами при обсуждении этой проблемы. Ни к чему хорошему это не приведет, поэтому я предлагаю поступить следующим образом. В виду полного разногласия, каждый из нас представляет Ставке свой план операции, тщательно его обосновав. Есть другие предложения, товарищи? — властно спросил генерал, но ответом ему была только тишина.

— Раз других мнений нет, то не будем зря тратить время. Честь имею — Рокоссовский плавно повел головой и покинул комнату совещания вместе с командой своих помощников.

Но не только среди советских военачальников не было единства, не было его и в штабе фельдмаршала Кюхлера, от которого фюрер требовал скорейшего взятия Ленинграда.

После возвращения из ставки фюрера из Вольфшанце и получения директивы о наступлении, Георг Кюхлер вызвал к себе командующего 18-й армией генерал-полковника Линдемана.

Конечно, фельдмаршалу было приятнее обсуждать предстоящее наступление с начальником штаба группы «Север» податливым и уступчивым к воле командования Куртом Вегером. Генерал-майор ловил каждое слово командующего в отличие от взявшего привычку после недавнего разгрома русской армии драть нос Линдемана, но что было делать. Тот находился во временном фаворе у Гитлера, и с его мнением приходилось считаться.

Кюхлер пригласил Линдемана к себе на беседу, чтобы в уютной обстановке обсудить, как и когда будет исполнена воля фюрера германского народа. В кабинете командующего, гостя ждала непринужденная обстановка, аккуратно расстеленная на массивном столе карта, два мягких кресла и чашки с кофейником из которого хозяин сам любезно налил ему кофе. При этом Кюхлер не пытался скрыть своей неприязненной настороженности к гостю, бывшему потенциальным кандидатом на его место. Равно как и бывший до него на посту командующего фон Лееб, был сдержано, холоден к самому Кюхлеру до самой своей отставки.

В глубине души оба военные презирали Гитлера, считая его младшим чином, выкравшим генеральские сапоги, однако высокие звания, награды и прочие материальные блага, пожалованные им фюрером, заставляли генералов служить ему не за страх, а на совесть.

Для обоих взятие Ленинграда было сходно с трамплином в большую жизнь. В случае падения большевистской твердыни на Балтике Кюхлер мог вписать свое имя золотыми буквами в историю немецкой армии как покоритель второй русской столицы, а Линдеман получал заветный маршальский жезл. Поэтому, они приступили к обсуждению штурма города на Неве, если не с радостью, то с циничным прагматизмом.

Ничего нового они не изобрели, да и этого не требовалось. В штабе группы армий «Север» имелся старый план фельдмаршала Лееба, который тот не смог выполнить осенью сорок первого года.

Тогда, столкнувшись с ожесточенным сопротивлением советских войск в районе Пулковских высот, немецкие войска остановились для перегруппировки сил. Многим тогда казалось, что эта заминка всего на несколько дней, а оказалось, что надолго. Гитлер забрал танковые соединения для битвы за Москву и фронт остановился. Теперь, Кюхлер намеривался довести до конца намерения фон Лееба и захватить эти проклятые высоты.

Нет, для этого Гитлер не вернул группе «Север» забранную бронетехнику. Танки были необходимы на юге, где под напором группы армий «Юг», русские были отброшены за Дон и теперь отходили к Сталинграду и Кавказу.

В помощь своим генералам фюрер был готов предоставить осадные орудия крупного калибра, хорошо себя показавшие при штурме Севастополя.

— В том, что Севастополь не пал в конце июня — это полностью вина Манштейна, несмотря на то, что он получил ранение, — выдавал Кюхлеру правду матку Гитлер. — Ещё немного и город бы пал к ногам немецких солдат и офицеров, но сейчас это уже не важно. Танки Клейста уверенно рвутся на юг и к началу августа займут Тамань. Это будет концом русских войск засевших в Керчи и Севастополя. Полное кольцо блокады замкнется вокруг них, и они будут вынуждены капитулировать!

Забыв, что он не на трибуне, а в кабинете фюрер импульсивно взмахнул рукой, придавая энергетический импульс и силу сказанным словам.