Александр Михайловский - Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока [сборник]

– Эндрю, – строго сказал ему полковник Рэндолл, – сначала приведите себя в порядок, вы позорите нас перед союзниками. Потом четко и ясно доложите, ради чего вы устроили весь этот забег?

– Сэр, – сказал Томпсон, – победа! Только что московское радио сообщило, что генерал Клейст капитулировал вместе со всем своим штабом. Сопротивление немецкой группировки сломлено, идет массовая сдача в плен. В честь этого завтра вечером в Москве будет артиллерийский салют в двенадцать залпов…

Мы с полковником Рендоллом переглянулись. Лавина, сорвавшаяся с горы, набирала ход. Я на минуту задумался.

– Эндрю, пойдите, соберите всю нашу журналистскую публику, только никого не забудьте, нам в Вашингтоне за них головы оторвут. А нашему доброму ангелу, мистеру Иванченко, скажите, что мы желаем посмотреть места недавних боев в городе Сталино. В конце концов, нам было обещано показать все, что мы пожелаем увидеть. Ступайте.

Лейтенант убежал, а я посмотрел на полковника:

– Знаете, что, Джеймс, у меня вдруг возникло желание своими глазами взглянуть как на победителей, так и на живых побежденных. Если повезет, то нашим писакам могут разрешить даже взять интервью у немецких пленных и у советских солдат. Дядюшка Джо снабдил нас бумагой, способной проломить любые стены. Президент должен получить от нас с вами самую свежую и точную информацию. Возможно, что от этого зависит сама судьба Америки.

– Да, сэр, – кивнул полковник, – я тоже так думаю.

6 февраля 1942 года, около полудня.

Аэродром люфтваффе недалеко от Минска

– Герр обергруппенфюрер, – толстый майор люфтваффе стоял перед Гейдрихом навытяжку, – мы не можем выпустить ваш самолет. Командира вашего истребительного прикрытия гауптмана Шмидта увезли в госпиталь. Наш врач считает, что у него аппендицит. Приступ начался прямо в воздухе, он едва дотянул до аэродрома.

Рейнхард Гейдрих с тоской оглядел заснеженное поле, на котором сиротливо стояли две «тетушки Ю» с его людьми и восьмерка истребителей Ме-109F из состава авиакорпуса «Германия». По приказу фюрера они должны были сопроводить трехмоторные транспортные самолеты до Смоленска и вернуться.

«Проклятая страна, – подумал Гейдрих, – все не как в Европе. В Варшаве сейчас плюс пять тепла, зеленеет трава, и паненки ходят в легких демисезонных пальто. А тут – минус двадцать, ветер, снег, глушь. Говорят, что в лесах даже завелись какие-то партизаны. Надо было срочно собрать лучших специалистов и самых опасных головорезов, чтобы долететь до этой дыры, и застрять из-за не вовремя заболевшего животом пилота гауптмана. Черт бы побрал этого формалиста! Но, видимо, его предупредили о моем визите и хорошенько накрутили хвост, так что он теперь боится, как выпустить меня, так и не выпустить. Теперь придется ждать сутки, пока из Варшавы пришлют замену…»

– Нет, так не дело не пойдет! – приняв решение, Гейдрих резко повернулся к коменданту аэродрома. – Значит, так, герр майор, самолет гауптмана Шмидта поведу я лично. Я боевой летчик, прошел всю польскую кампанию. Несите сюда свой журнал полетов, я лично напишу в нем, что беру ответственность на себя, находясь в здравом уме и трезвой памяти. И помогите надеть парашют, черт вас возьми.

Час спустя «тетушки Ю» и сопровождающие их истребители оторвались от заснеженного поля и взяли курс на восток. В кабине одного из истребителей Ме109 вместо штатного пилота сидел обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих. Вслед им в эфир полетели радиограммы, предупреждающие командование люфтваффе и группы армий «Центр» о визите особо важного гостя.

6 февраля 1942 года, 14:04.

Штаб ГОТМБ-1 осназа РГК

Командир бригады генерал-майор Бережной

День начался как обычно: утром – полевой лагерь, в полдень – штаб, вечером – опять полевой лагерь. Жизнь бьет ключом и, к счастью, не по голове. Слава всем богам и основоположникам марксизма-ленинизма – сегодня не надо ехать в Кремль.

Зато прошлым вечером нас с конструктором Шашмуриным и генерал-майором Катуковым вызывали в Кремль к Верховному. Именно в такой комбинации. Вчера утром, после разговора с Катуковым, и еще одного – с Николаем Федоровичем Шашмуриным, я отправил с нарочным пакет в Кремль. В этом пакете была срочная заявка (надо было еще вчера!) на технику для пополнения 1-й гвардейской танковой бригады и эскизные проекты будущего танка Т-44, самоходной платформы на его основе под гаубицу-пушку 122 мм, противотанковую пушку 100 мм, самоходные зенитные установки 2х37 мм и 4х23 мм. Хитом сезона был проект тяжелого БМП на той же базе, способного перевозить десять человек десанта и вооруженного автоматической авиационной пушкой НС-45, которая была признана слишком мощной для авиации. Ну да, для авиации это монстр. «Яшка» после очереди из этой пушки начинает буквально пятиться, а тряска при стрельбе такая, что только первые два снаряда летят в цель, а все остальные – на кого бог пошлет. Но вот на 17-тонной БМП эта зверюга будет вполне к месту, особенно если ей будут ассистировать два пулемета калибра 7,62. Но все это надо еще утвердить. На этих эскизах должна появиться надпись знаменитым красным карандашом «И. Ст.», и лишь после того эскизы станут проектами…

Первое, что спросил вождь, выложив на стол нашу с Катуковым заявку:

– А почему так мало просите, товарищи? Мы можем дать вам значительно больше.

– Больше и не надо, товарищ Сталин, – ответил я. – Наша промышленность пока не выпускает необходимые нам самоходные системы на гусеничном ходу. А разбавить парк колесной или прицепной техникой местного производства – это значит серьезно снизить мобильность, необходимую рейдовым соединениям.

– Я вас понял, – Сталин положил руку на пачку листов с эскизами Шашмурина, – вы имеете в виду именно эту технику. Согласен, впечатляет. – Он посмотрел на конструктора. – Скажите, а почему среди предложенных вариантов отсутствует самоходная гаубица калибром 152 мм?

Николай Федорович встал.

– Товарищ Сталин, 152-мм гаубицу планируется делать на базе тяжелого танка ИС, который еще подлежит разработке, то есть фактически с нуля. Предложенная сейчас техника на семьдесят – восемьдесят процентов совместима по узлам и агрегатом с уже выпускающимся танком Т-34, что ускорит как проектирование, так и запуск в производство и освоение в войсках.

Сталин прошелся по кабинету.

– Семьдесят – восемьдесят процентов, вы говорите? Да вы садитесь, товарищ Шашмурин, и не надо волноваться. Нам известны те сложности, которые создавало вашей работе бывшее начальство. Не успеет закончиться ваша командировка к товарищу Бережному, как мы уже решим этот вопрос.

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил Шашмурин, – Т-34 хороший танк, просто он немного неудачно скомпонован. Например, на нем нет возможности установить башню с длинноствольной пушкой калибром больше ста миллиметров, в этом случае смещение вперед центра тяжести станет просто неприличным. Подвеска Кристи тоже исчерпала свои резервы. Как мы уже знаем, в будущем все танки будут проектироваться с торсионной подвеской, которая при той же массе танка значительно надежнее и не отбирает так много места у боевого отделения.