Александр Михайловский - Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока [сборник]

Мы сидели на кухне, и сердца сжимались от жалости к этому пацану, который в свои двенадцать лет повидал столько горя, сколько не видал иной взрослый. Потом Николай Николаевич немного успокоился и вытер слезы.

– А отца расстреляли где-то в конце ноября. Вместе с ним немцы убили еще девять человек. А все из-за одного фельдфебеля, который погнался за курицей и за огородами подорвался на мине. Немцы сказали, что в его смерти виноваты местные жители, которые якобы знали, где заминировано, но не предупредили фельдфебеля об опасности. Взяли из концлагеря десять человек и расстреляли неподалеку от того места, где подорвался немец. И еще три дня запрещали их хоронить. Мы потом с Петькой взяли тележку, отвезли отца на кладбище и там похоронили. – Глаза Николая Николаевича снова наполнились слезами.

– И что ж, у тебя теперь никого-никого не осталось? – спросил у мальчишки ефрейтор Костюк.

– Никого, – ответил Николай Николаевич. – Дядька, брат матери, живет в Ростове, только жив ли он?

– Хочешь, я отправлю тебя к своим, на Кубань? – предложил сироте Костюк. – Там хорошо.

– Нет, дядя, спасибо тебе большое, – ответил Николай Николаевич, – только пока немцам не отомщу за родителей, я в тыл не поеду. Дяденьки, возьмите меня с собой! – жалобно попросил пацан. – Я, честное слово, больше не буду плакать. Я многое умею делать, буду вам помогать немцев бить.

Я почесал затылок. Надо было куда-нибудь пристроить парня. Только вот куда? Немного подумав, я решил передать его телевизионщикам. Они хотя и сопровождают наши части, но в огонь не лезут. И пацан будет под присмотром. Опять же научат его делу полезному, которое Николаю Николаевичу в жизни наверняка пригодится.

Решившись, я сказал мальцу:

– Хорошо, поедешь с нами, только, чур, слушаться нас беспрекословно, иначе отправим к дяде в Ростов. Договорились?

– Договорились! – обрадовался Николай Николаевич. – Я буду вас слушаться. А пистолет мне дадут?

14 января 1942 года.

Восточная Пруссия. Объект «Вольфшанце», Ставка фюрера на Восточном фронте

Присутствуют: рейхсканцлер Адольф Гитлер, рейхсмаршал Герман Геринг, командующий кригсмарине адмирал Эрих Редер, команующий подводными силами адмирал Карл Дениц, глава ОКВ генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, глава РСХА обергруппенфюрер СС Рейнгард Гейдрих, глава абвера адмирал Вильгельм Канарис, министр вооружений Фриц Тодт, министр пропаганды Йозеф Геббельс.

Адольф Гитлер сидел один в зале для совещаний за большим круглым столом. Он был мрачнее тучи. За дверью ждали приглашения Геринг, Редер, Дениц, Кейтель, Гейдрих, Канарис, Геббельс и Тодт. Они знали, что сегодняшнее совещание может стоить некоторым из них карьеры. А может быть, и не только карьеры – Гитлер под горячую руку бывал жесток и беспощаден. Поэтому они не торопились входить в зал, ожидая, когда их пригласит туда адъютант фюрера. Но Гитлер не спешил. Он думал.

Проклятые русские в очередной раз испортили ему настроение. Удар, нанесенный по нефтяным полям Плоешти, мог грозить большими бедами рейху. Ведь нефть – это кровь войны. Это горючее для моторов самолетов, танков, автомобилей, кораблей. И его нехватка могла вызвать анемию вермахта и люфтваффе. Со всеми катастрофическими последствиями.

Фюрер лихорадочно думал, как и где найти новые источники горючего. Надо было срочно искать выход из создавшегося положения.

Гитлер еще раз посмотрел на часы и нажал на кнопку. Появившемуся в дверях адъютанту он кивнул, после чего в зал по одному стали заходить приглашенные на совещание.

Первым вошел рейхсмаршал Герман Геринг. «Толстый Герман», весельчак и жизнелюб, сегодня был не похож на себя. Он ожидал публичного разноса и старался лишний раз не рассердить фюрера. Такими же поникшими и скучными были два адмирала – Редер и Канарис. Дениц, напротив, был невозмутимо спокоен. Так же подчеркнуто бодро и деловито выглядели Гейдрих, Кейтель и Тодт. Геббельс, как преданный пес, смотрел в глаза фюреру, готовый в любой момент разбиться в лепешку, но выполнить приказ вождя рейха.

Хмуро глядя на своих подчиненных, Гитлер кивком предложил им занять места за круглым столом. Сам садиться не стал, начал речь стоя, словно выступая на митинге.

– Итак, господа, я хочу выслушать ваши объяснения создавшегося нетерпимого положения на фронте. Господин рейхсмаршал, как получилось, что большевики сумели безнаказанно разгромить всю авиацию на южном фланге Восточного фронта, разбомбить Плоешти и нефтяные терминалы в Констанце, лишив нас так нужного сейчас на фронте горючего?

Геринг, с обреченной решимостью глядя на фюрера, приступил к ответу, больше похожему на последнее слово осужденного:

– Мой фюрер, я понимаю, вина моя во всем случившемся огромна. Я готов понести любое наказание. Но я хочу сказать, что преданные делу национал-социализма летчики люфтваффе сделали все, что смогли. И не их вина, что противник применил новейшую технику, которая превосходит нашу в скорости, огневой мощи и маневренности. Десятки пилотов истребительной и бомбардировочной авиации погибли в схватке с большевистскими летающими монстрами. Они не дрогнули и не свернули с боевого курса.

– Геринг, но вы-то живы! И вы не имеете права ссылаться на верную гибель крылатых героев рейха, оправдывая свою бездеятельность и нерасторопность. Что вы сделали для того, чтобы наконец разделаться с таинственной эскадрой русских и обуздать их авиацию?

– Мой фюрер, мы пытались массированным бомбовым ударом разгромить или на худой конец ослабить эту эскадру. У входа в Босфор разыгралось настоящее сражение, в котором наши бомбардировщики понесли большие потери. Им удалось потопить и повредить несколько кораблей большевистской эскадры.

– Геринг, вы лжете! – выкрикнул Гитлер, и «душка Геринг» сжался, как от удара. – У меня есть несколько другие сведения! – и Гитлер выразительно посмотрел на Гейдриха. – По информации, полученной из достоверных источников, были уничтожены все бомбардировщики, вылетевшие на перехват русской эскадры к Босфору. А все корабли этой проклятой эскадры, не получив никаких повреждений, преспокойно вернулись в Севастополь. Вот так, Геринг! Я хочу спросить у вас – зачем вы меня обманываете?! Я вижу, что охота за шедеврами живописи для вашего замка в Каринхалле для вас важнее, чем руководство люфтваффе. Может, тогда лучше вам, Герман, отдать маршальский жезл более достойному, а самому удалиться на покой?

Геринг покраснел, как помидор, и машинально спрятал свой жезл, усыпанный бриллиантами, за спину. Когда к нему вернулся дар речи, он хриплым голосом заявил Гитлеру:

– Мой фюрер, я готов отправиться рядовым в окопы на Восточный фронт, чтобы кровью смыть свою вину перед рейхом! Дайте только команду!