Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Крылья Руси [СИ с изд.облож.]

Да, эпоха проходит. И они – часть той эпохи.

Софья совсем не удивилась следующему вопросу.

— Не пора ли нам передавать дела молодежи?

Что ж. Вовремя уйти со сцены – это тоже высокое искусство.

Первого января 1716 года государь всея Малыя и Белыя и Великая и проч., и проч. Руси, Алексей Алексеевич Романов отрекался от престола в пользу сына.

На трон воссел Александр Алексеевич Романов.

В Успенском соборе Московского Кремля состоялась торжественная церемония, в ходе которой Алексей Алексеевич сложил с себя шапку Мономаха, а потом патриарх венчал на царство Александра Алексеевича.

Сын умолял отца остаться в Кремле, но Алексей Алексеевич решил, что не стоит провоцировать людей – и удалился в Дьяково. Должность директора царевичевой школы в очередной раз освободилась – и Алексей собирался вплотную заняться ее делами, находя в этом странное удовольствие.

Именно отсюда начался его путь к престолу. Он начал создавать школу в детском возрасте, он будет ей заниматься и сейчас, в старости. Круг замкнулся.

Впрочем, и из Дьяково он отлично мог следить за происходящим в столице, узнавать все новости и давать советы сыну. Точно так же, как Софья могла переписываться с дочерью, постепенно передавая ей своих людей и свою должность. Разве что прозвище «Пр оклятая царевна» она передать не могла – да и ни к чему это. Пусть у Аленки будет счастливая жизнь – и ей никогда не придется проходить через то, что прошла ее мать.

Вроде бы и рядом – вроде бы и отдельно.

Софья чувствовала, что пора отходить от дел. Пятьдесят восемь лет – не шутка по этим временам. И здоровье не то, и сердце временами стало прихватывать, и голова все чаще болит, и… да много чего!

В этом веке шестьдесят лет – как в двадцатом вся сотня.

И Алешка на здоровье жалуется…

Нет уж. Будут они спокойно жить в Дьяково. По вечерам беседовать о делах Кремлевских и школьных, читать письма, пить чай под яблонями, прогуливаться по саду…

И она даже в это верит! Вдруг получится?! Попытаться же стоит?!

Прогулками, скорее, займутся Алексей с Ульрикой. Любящая жена не собиралась оставаться в Кремле и последовала за Алексеем в деревню. Вот и еще одна измененная судьба на ее счету.

А что дальше? Удалось ли ей повернуть колесо? В том мире победил Петр и насильственная европеизация Руси.

В этом мире… Бог даст, будет постепенная русификация Европы.

Аккуратная, осторожная – и спустя лет двести честью будет породниться с кем-нибудь из русского царского дома, почему нет? И революции не будет. И дурацкой идеи о том, что «отнять и поделить» – тоже. Сколько ни пытались, все одно похабщина получилась.

И никто не будет смотреть на русских, как на дикарей. И не будет семидесяти лет атеизма и показного православия – тоже. И староверы не будут гореть в своих скитах, чтобы не попасть в лапы к Антихристу…

Два года назад умер протопоп Аввакум. Умер достойно и спокойно, отошел во сне, даже не заметив прихода смерти. Софья помнила, как разговаривала с ним, недели за две до того, как …

Она тогда исповедалась в очередной раз, получила отпущение грехов – и они беседовали о том, что ждет Русь. Их Русь…

Софья, как обычно, пребывала в беспокойстве, то об одном деле, то о другом. Аввакум же наблюдал с улыбкой и успокаивал царевну. Мол, верным путем идешь, чадо. Главное, в себе не сомневаться, а остальное в твоих силах.

Неужели предчувствовал?

Неужели – она справилась?

А если нет?

Где она окажется, когда придет ее срок?

Или… все это бред, просто предсмертный бред? А она до сих пор умирает на холодном камне в старой церкви, и где-то высоко на стропилах каркает ворон?

Софья не могла ответить на свои вопросы. Но вот дожить в мире и спокойствии – вполне могла.

Хотя бы – попытаться. А вдруг получится?

— И снова война. Будет когда-нибудь мир – или нет?!

Алексей Алексеевич с улыбкой посмотрел на сестру.

— А ты сама-то в это веришь?

Софья не верила. Ульрика, мирно плетущая на коклюшках рядом с ними – тоже. Царица больше любила вышивать, да глаза ослабли последнее время – семьдесят лет не шутки. В это время многие и не живут столько.

А они жили, еще и делами заниматься умудрялись.

Алексей Алексеевич, хоть и насчитал себе уже семьдесят два года, но сдаваться не собирался. Был бодр и крепок, каждое утро начинал с зарядки, а каждый вечер заканчивал длительной прогулкой по школе. Софья и Ульрика часто составляли ему компанию. Так вот и вышло – Алексей занимался делами школьными, Софья курировала обучение девушек, а Ульрике доставались те, кто не был пригоден к тяжелому труду на благо отечества.

Не все же годятся в шпионы, разведчики, не все могут жить чужой жизнью… такими и занималась добрая царица.

Учила, брала в сенные девушки, выдавала замуж…

Сама Софья наблюдала за правлением Александра Алексеевича, держала руку на пульсе – и все чаще убеждалась, что все сделала правильно. Главное ведь не нажить состояние. Это-то как раз не слишком сложно, она-то знает. В перестройку такие лбы деньги из воздуха делали, что ангелы с облаков от шока падали.

А вот сохранить нажитое!

Передать его наследнику.

И чтобы наследник тоже сохранил, преумножил и передал – вот где беда-то!

Сколько она видела таких историй, сколько семейных трагедий? В одной и сама поучаствовала, недаром же свою фирму завещала не сыну, который размотал бы ее по ниточке на ветер, а человеку, который смог бы принять ношу – и вынести с достоинством. Вот где беда-то!

Ты в делах, в заботах, и вырастить достойного наследника не получается. А то, что выросло…

Оххх…

Но здесь и сейчас, вроде как все было нормально.

Александр справлялся со своей ношей на зависть окружающим – государь спокойно и уверенно вел дела, казнил и миловал, судил и решал…

Да, казнить тоже пришлось. Не бывает ведь без недовольных.

Вот и тесть Александра, Алексей Ржевский, года три тому назад проворовался на своей должности. Пришлось казнить.

Александр пощадил бы его, постарался бы, но…

Если дать слабину сейчас, показать, что близость к царской семье даст индульгенцию, тут такое начнется…

Все растащат, что плохо лежит. А потом и что хорошо – тоже.

Пришлось по всем правилам судить, казнить… Маша так и не простила этого мужу. Чего только не было в тереме. Крики, визги, угрозы самоубийства… не подействовало.

Хочешь – вешайся, — ответствовал государь и приказал запереть царицу, пока не образумится. Что самое интересное, остальные Ржевские словно и не в обиде были. Они-то не воровали, а царский гнев коснулся только виновного. Украл – ответь. Марию не отправили в монастырь, ее братьев не лишили чинов, хотя Петр Федорович Ромодановский, еще один царский воспитанник, сменивший Федора Ромодановского (вот ведь кровь сказалась – внешность от Любавы, а характер от отца, этакий кремень с ангельским лицом, дочка там совсем не такая была, куда как мягче, в мать) на тяжком посту главы Тайного приказа, побеседовал приватно со всеми. Ржевские прониклись и больше глупостей не делали.