Райан Гродин - Волк за волка [litres]

Но ей нужно было что-то сказать ему. Ей был нужен Феликс Вольф на ее стороне, если она хочет добраться до конца.

Правда, он был подозрителен. Он знал слишком много, в то время как Яэль – слишком мало. Но ситуация только усугубится, если она проигнорирует ее. Как сорняки, которые всегда вскакивали вдоль огорода Влада. Ей необходимо было с корнем вырвать его подозрения. Посадить их в другом месте.

Лучший способ сделать это, решила Яэль, сказать Феликсу Вольфу правду. Конечно, не всю правду. Феликс сделает все для своей сестры , и именно ей и надо было оставаться. Что касается более тонких деталей ее миссии… она скормит ему ограниченную, как хлебные крошки версию. Достаточную, чтобы вести брата Адель туда, куда она хотела.

Это был риск, ставка на то, что любовь Феликса к его сестре была сильнее, чем страх перед правительством. Но раньше он хранил секреты Адель, молчал и скрывал, когда она участвовала в гонке под его именем.

Почему на это раз должно быть все иначе?

Феликс даже не посмотрел на Яэль, когда она подошла и встала у его стола. Её тень растянулась над десятками металлических зубцов и шестеренок. Она была достаточно близко, чтобы прочитать буквы вдоль изогнутого корпуса. Нацарапанные от руки, исчезающие как призраки: собственность Мартина Вольфа .

Яэль прочистила горло.

– Сломались?

– Перестали работать. Слишком много песка, – пробормотал брат Адель. Он использовал тот же пинцет, которыми оказывал ей первую помощь так много ночей назад, чтобы собрать частицы часов. – Засорились шестеренки.

– Ты можешь их починить? – спросила Яэль.

Феликс уставился на нее так же, как Адель перед тем, как Яэль вырубила ее. Ох как же эти голубые глаза обжигали!

– А тебе какое дело? Ты всегда ненавидела эти часы.

Вендетта против дешевых карманных часов, принадлежавших мертвым братьям.

Еще одна черта характера, чтобы добавить в список.

– Я… я просто…

– Чего ты хочешь, Ада?

– Я подумала, что должна принести тебе поесть. – Тарелка в руках Яэль вздрогнула, когда она протянула ее. Вареный нут катился вдоль края, как кривой жемчуг.

– Я думал, что мы не должны принимать пищу от других гонщиков.

– Туше. – Она поставила тарелку у локтя Феликса и села рядом.

Брат Адель перевел свой взгляд обратно на выпотрошенные карманные часы.

– Я прошу прощения за кражу твоего байка. И… за то, что сделала. – Она кивнула на жуткий синяк, который доходил до линии роста волос.

Феликс продолжал сортировать шестеренки пинцетом. Опустив глаза, ничего не сказав.

– Мне нужно выиграть эту гонку, – сказала она снова, – и ты прав. Мне нужна твоя помощь. Ты поедешь со мной? Оставшуюся часть пути?

Он бросил пинцет (он стукнул по столу, как капля, неловко приземлившись между шестеренками) и взглянул ей прямо в лицо.

– Я устал, Ада. Устал от песка в зубах. Устал от того, что отек закрывает мой левый глаз. Устал страдать от натертостей, из-за которых едва ли могу встать ночью в туалет. Я устал от твоих обещаний вернуться домой и того, что тебя никогда там нет. Я устал от твоих пустых извинений, бесконечной лжи. Я устал от попыток сохранить нашу семью. – Брат Адель кивнул на часы Мартина – сто безвременных кусков металла и стекла. – Я устал чинить то, что всегда ломается.

– Я тоже устала. – Это была правда. Яэль была истощена, полна мышечной боли и высушена солнцем. Но это было ничто по сравнению с усталостью внутри нее. Той, что началась в том поезде так много лет назад. Той, что протянулась надолго, долго, долго вдоль истории ее жизни.

– Тогда остановись, – сказал Феликс. – Просто остановись.

Она на мгновение представила себе это: убежать от всего. На самом деле, она представляла такое и раньше, глядя на карту Хенрики. Она решила, что лучше всего подойдет Север, где-то в длинной полосе сибирской тайги – ничего, кроме снега, животных, сосен. Ни души на сотни километров. Никакой смерти, близкой, как крылья. Выжить в дикой природе будет нетрудно, в конце концов, после всего, чему Влад научил ее…

Но мира не будет, даже там. Пока фюрер продолжал жить, а горы пепла росли все выше и выше. Не счесть бестелесных душ.

Нет. Остановка не исправит то, что грузом давило на Яэль изнутри. Был только один способ положить этому конец.

Добраться до конца.

– Я не могу, – прошептала она.

– Что значит… – Феликс резко остановился. Он выпрямился, будто кол проглотил, и Яэль увидела едва заметную перемену в его глазах. Знание прорывалось сквозь него, на полном ходу.

Сейчас нельзя было останавливаться.

– Ты прав. Я была сама не своя в последнее время, но для этого есть причина. Опасная, большая причина.

Сказав это, Яэль внимательно на него посмотрела. Его льняные волосы были разделены пробором и причесаны. Его бледность растекалась вниз по остальной части его лица, пока даже его загар и ушибы не размыло от шока.

Она ждала от него ответа. Ее икроножные мышцы сжимались так же, как в шкафу в квартире Адель. В ожидании атаки/ перемирия/ отступления. Молчание Феликса задержало еще несколько ударов сердца. Судороги подкрадывались к ногам Яэль, и вдруг она пожалела, чтобы не выбрала менее заметное место для этой встречи.

Но Феликс только прошептал:

– Секрет, который я сказал тебе в лагере… это ты.

Яэль покачала головой, говоря (крича): «Не здесь». Взгляд через плечо, и она поняла, что никто не слышал. На самом деле. Взгляд Кацуо переместился в другой угол комнаты, где Ямато и Рёко сидели вместе, между ними была открыта книга поэзии. (Она была значительно более изношенной, чем в Праге: заломы корешка, пыльные страницы с загнутыми углами). На этот раз Ямато читал вслух, а Рёко слушала, складывая свою салфетку на четвертинки. Ее улыбка стала шире.

Немецкие юноши, чьи имена звучали одинаково, расположились островками по краям комнаты: либо давали интервью «Рейхссендеру», либо дремали.

А Лука… его нигде не было видно. Вероятно, вышел позаигрывать с медсестрой.

– Ты поедешь со мной? – спросила она снова.

Феликс ничего не сказал. Острое, резкое молчание.

Ивао засмеялся, слишком усердно, над тем, что сказал Кацуо. Звук ударился о плиточные стены. Ямато продолжал читать вслух певучим голосом, декламируя хайку о смене сезона. Один из немецких юношей-первогодок начал храпеть.

– Феликс… пожалуйста… – Яэль не отводила глаз от брата Адель: по-прежнему безмолвного, по-прежнему бледного, локти которого по-прежнему утопали в деталях карманных часов. – Ты мне нужен.

Его ответ?

Феликс схватил горсть нута. Закинул их по одному в рот.

Он был в игре.

Сейчас. 22 марта 1956. Багдад – Нью-Дели

Яэль решила отстать. Не во времени. Его у нее было достаточно (десять минут были комфортной форой), но ногой вызвав двигатель к жизни и вырвавшись на улицы Багдада, она позволила толпе гонщиков проглотить её. Девушка ждала Феликса. Лука гордо проехал мимо, и верный своему совету, он оставался всего в нескольких метрах позади Кацуо. Не теряя во времени, но и не прибавляя.