Иван Басловяк - Морпех. Русский Уругвай [litres]

– Я тебя понял, Илья Георгиевич. Обидно осознавать, что мечта о тихой старости рушится. Опять враги кругом, опять саблю в руки. Эх-хе-хе!

…Да, покой нам только снится! А будет ли он когда-нибудь? «Вечный покой – для седых пирамид…». Я подбросил дровишек в камин и, глядя на огонь, вновь углубился в воспоминания…

Следующие два года прошли в тяжелом труде. Но постепенно жизнь налаживалась. Городок Новороссийск разрастался. Был он в основном саманным – глины и камыша хватало, чего не скажешь о древесине. Камня тоже хватало, но каменотесов и каменщиков было мало, и строили они крепость, пристань и форт на острове Щит. Я еще дважды ходил на бригантине к мысу, а оттуда на баркасе в деревню Матаохо Семпе. Туда вез железное оружие, ткани и прочее, необходимое дружественному племени. Обратно – стволы деревьев, выделанные шкуры, продукты земледелия и людей: воинственный вождь продолжал наводить свои порядки на берегах памятного мне озера. Дарил мне вождь каждый раз и два-три небольших калебаса зеленых камешков. Да, еще я привозил соль. Те кайва-гуарани и женщины чарруа, что я оставил в деревушке на мысу, прижились, нашли общий язык с племенем Матаохо Семпе и вполне освоили добычу этого продукта из вод Атлантики. Я и их снабжал необходимыми товарами. В обмен на соль, выделанные шкуры, разноцветные перья, циновки и удивительно ровные древки для стрел и копий.

Прибывающие к нам переселенцы были уроженцами разных европейских стран. Но дон Мигель вез не абы кого. Он знал, что князь ему возместит расходы на перевозку, только если переселенцами будут специалисты-ремесленники или крестьяне, с семьями и инвентарем. Такая избирательность была необходима. Люмпены и бездельники нам не нужны. Паразиты и трутни потом сами заведутся, так зачем их специально завозить?

Некоторые переселенцы объединялись в нечто вроде коммун – артелей. Получали от князя разрешения на занятия ремеслами или промыслами, тем же рыбным, к примеру. Князь выделял им купленный у приплывавших торговцев необходимый инвентарь или давал денег, «подъемные». Конечно, с обязательным возвратом. Без процентов, правда. Но меценатством наш герцог не занимался. Каждый ремесленник, начавший получать стабильный доход через три года, стандартный срок, на который князь освобождал от уплаты налогов, был обязан погасить долг и платить определенный процент от выручки в казну герцогства. Народ был доволен послаблениями и помощью, и трудиться начинал сразу, без долгой раскачки.

Большие участки земли князь выделил всем русским, приехавшим с ним и желавшим эту землю иметь. На прокорм. Конными плугами, конструкцию которых я раскопал в своей памяти, а кузнецы изготовили, закрепленные за нашими землями индейцы-крестьяне распахали поля, посеяв семена и зерна всех сельхозрастений, что мы привезли с Руси, и местных, что индейцы испокон выращивают. Время показало, что здесь растет хорошо из привезенного, а чем не стоит заниматься. Но хлеб у нас теперь свой. А первый урожай местных культур поразил индейцев изобилием. И это понятно, ведь примитивной деревянной тяпкой вручную большое поле не вскопать. А тут – технический прогресс: тягловый скот и плуг железный. Только работников сначала пришлось приучать к виду лошадей, зверей для них чудных и страшных. Потом обучить на тех зверях пахать землю невиданным агрегатом – колесным плугом. Колеса жители этого материка тоже не знали, потому восприняли индейцы его как мое колдовство. Приучением и обучением я попросил заняться стрельцов из крестьян, что в крепости служили. За отдельную плату. Князь, не скупясь, выделил каждому члену Русского Экспедиционного Корпуса его долю из официальной добычи, взятой на галеоне и бригантине. Но заработать лишний рубль никто не отказывался. Поэтому индейцы вскоре освоились и с лошадью, и с плугом. Быстро учатся аборигены, знания, что им дают, впитывают как губка!

С уругвайских земель можно снимать по два урожая в год. Главное, знать, какую культуру, в какой срок сажать и сеять. Зимы со снегом и морозами здесь не бывает. Единственное, что может влиять на урожайность, это истощение самой земли. Плодородный слой тонковат, а удобрений нет. Потому-то индейцы свои поля через несколько лет эксплуатации забрасывают и разрабатывают новые. Я знал, что в качестве удобрения можно использовать перегной или компост. Кроме травы, торфа и человеческих экскрементов делать его было не из чего.

По распоряжению князя, в строящемся городе было сооружено множество нужников, и жителям, особенно индейцам, было строго запрещено оправлять естественные надобности где попало. Нарушителям – порка. Когда я прибыл в Новороссийск, то приказал ренегатам-надзирателям Маламуду и Лукому создать из штрафников бригаду золотарей и раз в неделю чистить городские выгребные ямы, вывозя все «добытое» за город. Там вырыли специальные траншеи, в которых и происходил процесс ферментации. Из них же мастер-пороховщик Макар Рыжий начал добывать и селитру-ямчугу. Содержимое этих ям поможет существенно укрепить нашу обороноспособность, а через несколько лет – поддержать плодородие полей.

Сначала переселенцев – хлеборобов, садоводов и огородников, расселяли на ближние земли, более безопасные. Потом, после трех стычек и одного серьезного сражения с объединившимися племенами чарруа, повлекшего за собой частичное уничтожение дикарей и полное пленение всех, не успевших сбежать, стали селить подальше, хуторами. Пленных князь вывез в Буэнос-Айрес и обменял на лошадей, коров, овец и зерно. Когда угроза частых нападений была устранена, началась организация и заселение хуторов в двух-трех днях пути от города. Князь за каждым таким хутором закреплял по десять десятин, это около 11-ти гектаров, земли. Это был обязательный минимум сельхозобработки, прописанный в договоре аренды. По окончании первого, заключался второй договор, уже на пять лет и прирезался еще клин земли. Сколько арендатор попросит. Помощь хуторянам скотом, рабочими, инвентарем и посевным материалом полагалась только один раз. Новосела сразу предупреждали, что выделенные ему батраки-индейцы не рабы, а наемные работники. Которых он обязан содержать, а их труд – оплачивать. Новоселов-земледельцев, как и ремесленников, князь освобождал от налогов на три года. Таким образом было организовано сто двадцать шесть хуторов. Через год осталось сто восемнадцать: три самых дальних разорили дикие чарруа, а пять развалились.

Я, как только узнал о нападениях, взял две сотни воинов-индейцев и полторы сотни молодых бойцов, что мои десантники обучали. Ахмета с его полусотней арбалетчиков и десяток стрельцов с пятью берсо так же задействовал. Силы большие привлек, но нам жизненно необходимо было если не окончательно, то надолго, пресечь нападения. Выкорчевать мысли о них из голов воинственных дикарей не получится, но на более-менее длительный срок охладить пыл вполне возможно. А это значит – максимальный урон врагу, разорение деревень и пленение уцелевших. Что и было мною сделано. Пленных, прибрав в хозяйство для последующего воспитания всех детей моложе десяти лет, князь опять распорядился обменять дону Адолфо на зерно, шерсть и необходимые нам продукты и изделия, которые мы еще не можем произвести сами в достаточном количестве.