Анатолий Дроздов - Милашка

Варианты? Отказаться работать на Курум? Им это не понравится. Меня могут пытать. Бить, загонять иглы под ногти. Бр-р!.. Я не выдержу. В результате приму вариант первый, только сломленным и униженным. Во, блин, попал!

Потянуть время? Разыграть душевные метания? Что это даст? О моем похищении в Сухья знают и должны принять меры. Вопрос: какие? Нота правительству Курума? Чихать они на нее хотели. Заявят: Влад выбрал свободу. Вот его заявление журналистам… Стоп! Журналисты! Свобода слова здесь есть. Это не Сухья. Там пресса государственная, здесь – в частных руках. Я смотрел местный телик, читал газеты. Пишут смело, критикуют даже высшую власть. Что и понятно: олигархи не бывают едины. Могут сбиться в группы, но чтоб выступить заодно… Слишком разные интересы. Они борются за влияние в государстве. Пресса это инструмент, как и в моем мире. Почему на выборах в США она травила Трампа, мазала его грязью? Потому что миллиардер был сам по себе и не входил в группировки. Такое недопустимо. Трамп победил, но его стреножили. Независимый президент США не нужен…

Значит, журналисты. Перед ними Влад должен предстать счастливым. Он выбрал свободу. Ню-ню…

Размышления прервал звук открываемого замка. Я встал. Открылась дверь, в комнату вошла женщина. Рослая, с широкими плечами, в форменном комбинезоне. В руках – резиновая дубинка.

– Иди туда! – указала ею на топчан.

Я послушно прошел. Тюремщица – а кто ж еще? – подошла и разложила столик. Отступив, сложила руки на груди. Перед этим сунула дубинку в чехол. Ага!

В открытую дверь вошла женщина с подносом. Подойдя, сгрузила его на стол. Затем удалилась, закрыв за собой дверь.

– Ешь! – тюремщица указала на поднос.

Кормим, значит. Заключенный не должен выглядеть изможденным. Его будут снимать… Что нам бог послал? Похоже на армейский паек. Ветчина, хлеб, чай. Верней, церг. Неплохо. С продуктами в Куруме проблем нет, это не Сухья. Мы заходили в продовольственный магазин. Полки ломятся и никаких карточек. Покупай, что душа пожелает, если есть деньги. А вот с ними хуже, зато «свобода».

Посреди подноса – емкость с супом, над ней клубится парок. Концентрат залили кипятком, гадом буду. Запах специфический. Бомж-пакет как в моем мире. Это хорошо.

– Я хочу знать, где нахожусь.

– Не разговаривать! Ешь! – рыкнула тюремщица.

– Какой сейчас час и день?

– Не разговаривать!

– Почему мне не дали полотенце? Я хочу принять душ. Нужны свежее белье и другая одежда.

– Молчать!

Тюремщица завелась. Ее можно понять. Перед ней капризный и наглый мурим. Требует невесть что, да еще говорит противно. Это мы умеем.

– Я не буду это есть!

– Будешь!

В руке ее появилась дубинка. Последний штрих.

– Вот тебе, противная!

Выплескиваю суп ей на грудь. Лицо тюремщицы наливается кровью. Замах. Удар нацелен мне в плечо. Успеваю подставить физиономию. Хрен вам, а не телевизионная картинка! Бац! Хрусь! Из глаз брызжут искры. Темнота…

– Госпожа директор! Докладывает агент Мург. У нас чрезвычайное происшествие. Сельга избила чужака.

– Что?!

– Утверждает, что он спровоцировал ее. Стал капризничать, отказался есть, а затем выплеснул на нее горячий суп. Она не сдержалась.

– Что с чужаком?

– У него разбито лицо. Сломан нос, на лбу – шишка. Под глазом синяк.

– Вы с ума сошли?! Зачем бить по лицу?

– Сельга говорит, что метила в плечо. Но чужак подставил голову.

– Ты ей веришь?

– Она дисциплинированный сотрудник. Получила четкие инструкции.

– Тем не менее, изуродовала ему лицо. Сельгу – под арест! К чужаку вызвать врача.

– Уже сделано, госпожа!

– Я буду вечером. Чужака привести в порядок. Я буду говорить с ним.

– Слушаюсь!..

Нос распух и болит, прикоснуться невозможно. На лбу шишка. Под глазом, наверное, синяк – врач там мазал. Перестарался я. Но кто знал, что эта дура так врежет? Голова тяжелая, но сотрясения нет – блевать не тянет. Посмотреть бы в зеркало, только в камере его нет.

Очнулся я топчане. Возле меня хлопотала женщина в зеленом комбинезоне. Она мазала мне лицо. Затем стала задавать вопросы. Болит ли голова, есть ли тошнота? Я обещал подумать. Мне дали каких-то таблеток и отвели в душ. Там я помылся и сбрил щетину. Электробритву мне принесли. Зеркала нет, водил ею на ощупь. Подбородок, шея, щеки, под носом трогать не стал – больно прикоснуться. Буду отращивать усы. Мне заменили одежду и белье. Щеголяю в комбинезоне, похоже, что в военном. По возвращению в камеру лицо вновь намазали. Принесли еду. В этот раз никакого супа и церга, сок и бутерброды. Я поел. Во-первых, голоден, во-вторых, дело сделано.

Успел кое-что рассмотреть. Вели меня коридорами, а там – окна. Похоже, я на военной базе. На площадке перед зданием – шеренга бронеходов. За ними – глухой забор, поверх него – проволока с изоляторами. Значит, ток. Не похоже на тюрьму. Забор и проволока в ней могут быть, а вот бронеходы… Впереди шла одна из тюремщиц. Она осматривала выходящие в коридор проходы. Один раз приказала кому-то задержаться и загородила собой выход. В тюрьме их закрыли бы решетками. На окнах их нет. Точно база. Уже легче. Из тюрьмы трудно сбежать, с базы можно. Если постараться.

Вечером за мной пришли. Клач мне не вернули, я определил время по окнам в коридоре. На площадке перед зданием горели фонари. В их свете я увидел колонну бронеходов. Она двигалась к воротам.

Меня ввели в кабинет и поставили перед столом. За ним сидела незнакомая тетка. Она с омерзением посмотрела на меня. Кажется, попал…

– Сейчас я буду задавать вопросы, – произнесла тетка. – Ты будешь отвечать. Если станешь врать, будет больно. Понял меня?

– Я хочу знать, почему меня похитили? Почему бьют и держат в заключении?

– Не понял…

Тетка встала и подошла ближе. Схватила меня за сломанный нос. В голове будто разорвался снаряд. Дикая боль пронзила тело. Я застонал, вернее, замычал.

– Понял? – раздалось сверху.

– Да, – промычал я.

Нос отпустили. Боль притихла, но не исчезла. Нос ныл. Во рту появился вкус крови.

– Утрись! – тетка сунула мне платок и вернулась за стол. Я прижал платок к носу. Сука!

– Итак, повторяю. Я задаю вопросы, ты правдиво отвечаешь. Ко мне обращаться: «госпожа директор». Если понял, кивни.

Я кивнул.

– Зачем ты спровоцировал Сельгу? Заставил ударить себя?

– Я не провоцировал.

– Мург!

Две дюжих тюремщицы оттащили меня к стулу посреди комнаты. Усадив, завели руки за спину. Подошла женщина. Я узнал «официантку» из ресторана. Это она приложила меня парализатором. В этот раз в руках «официантки» был непонятный аппарат. Он походил на армейский телефон с ручкой. Из коробки торчал шнур с клеммой. На его конце красовался захват, вроде тех, что надевают на клеммы автомобильных аккумуляторов.