Дмитрий Зурков - Триумвират [litres]

Ему было предложено отправиться домой, в Россию, дав слово офицера не участвовать в боевых действиях, что, впрочем, было абсолютно лишним, так как хромота все равно не позволила бы ему вернуться в строй. Прибыв, он должен был явиться в жандармское управление и рассказать все без утайки, а также передать, что германское командование в скором будущем отправит энное количество раненых русских солдат и унтер-офицеров, имеющих честь быть Георгиевскими кавалерами, в Швецию, где их и должны будут передать представителям Русского общества Красного Креста. Причем именно передать, а не обменять на германских военнопленных.

– Ага, этакий жест доброй воли. Что-то мне не верится в такое благородство, особенно после того, как стало известно об условиях содержания наших пленных в Германии. Я – не Лакоон, но «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Очень смахивает на инфильтрацию диверсионной или террористической группы, – пытаюсь рассуждать вслух, видя заинтересованные взгляды Воронцова и академика. – И то, что все они будут Георгиевскими кавалерами, меня не смущает. В революции некоторые кавалеры тоже хорошо отметились. А если задачей стоит, к примеру, теракт против государя или членов его семьи…

– Да, согласен, предложение странное. – Петр Всеславович задумчиво почесывает кончик носа. – Но ведь могут быть и другие объяснения. Вспомните, Денис Анатольевич, нечто подобное уже проделывал Наполеон Бонапарт.

– Вы имеете в виду возвращение пленных? С обмундированием за счет французской казны и возвращением оружия? Ну, может быть и так… Только цифры сильно разнятся. Шесть тысяч человек в тысяча восьмисотом году и двадцать – тридцать в девятьсот шестнадцатом.

– Ну, так и Вильгельм – отнюдь не Наполеон, – улыбается в ответ Павлов.

– Не скажите, Иван Петрович. – Воронцов всё еще пребывает в задумчивости. – Мне кажется, что инициатива идет не от самого императора Германии. Вильгельм по своей натуре тщеславен и отправил бы гораздо большее количество пленных да еще и раструбил бы об этом рыцарском поступке на весь мир. Тут, похоже, действует кто-то из его ближайшего окружения, обладающий достаточно большой властью, но втайне от сюзерена. Или по его негласному указанию.

– Что-то типа разведки боем? Зондируют обстановку? – Павлова заинтересовала эта мысль. – С какой целью?.. Сепаратный мир?

– Или перемирие, замаскированное имитацией боевых действий. – Похоже, начинается мозговой штурм, все трое думаем в одном направлении. – Только наблюдатели от наших союзников молчать не будут. Их этот спектакль не устроит. И что тогда? Будут требовать решительных, но неподготовленных наступлений?

– Скорее всего – да. И шантажировать военными поставками, – соглашается Петр Всеславович.

– Интересно, а эти союзнички отсиживаются по штабам или хоть изредка выезжают на передний край? – Мечтательно прикрываю глаза. – Это я к тому, что было бы неплохо им на фугасе подорваться или под обстрел какой-нибудь попасть.

– Они, если и выезжают, то с сопровождением.

– Ну, это не страшно, помимо одного англичанина погибнет еще несколько штабных хвостозаносителей, уже давно получивших свои тридцать сребреников.

– Ну что, Иван Петрович, идея насчет этих… эскадронов смерти была ваша с генералом? Она уже действует, – Воронцов язвительно улыбается Павлову, затем обращается ко мне: – А с простыми конвойными как быть? Тоже – в могилу?

– Нет, конечно! Бойцы-то тут при чем? Да и убивать никого не надо… Было бы где-нибудь место хорошее, чтобы подержать их там, поговорить вдумчиво без спешки и суеты, они бы просто пропадали без вести.

Ротмистр с академиком многозначительно переглядываются, затем Павлов, довольно улыбаясь, выдает очередную маленькую сенсацию:

– Денис Анатольевич, а ведь есть такое место. Даже – два. Первое – у вас в батальоне, в качестве перевалочного пункта. Вспомните, как вы над шпионами прикалывались. А второе – здесь, в Институте. Могу даже показать, если не боитесь.

– Заодно поучаствуете в эксперименте, о котором я вам говорил, – добавляет Петр Всеславович, улыбка которого мне почему-то совсем не нравится…

Оказывается, Институт за последнее время разросся и превратился в маленький закрытый городок. Нам пришлось даже минут десять ехать на дежурном авто и за это время миновать аж два КПП, прежде чем остановиться перед длинным бревенчатым двухэтажным домом, стоявшим, тем не менее, на мощном бетонном фундаменте.

Пижоните-с, господин академик, даже подвальный этаж сделали!

Заходим внутрь, минуя очередного вохровца, дежурящего сразу за вторыми дверями, и сразу же спускаемся по лестнице в нижний уровень. Пол, покрытый непривычно пружинящим линолеумом, обшитые сосновыми досками стены, неяркие лампочки в плафонах под потолком… Непонятен только полёт мысли того прораба, который отливал этот фундамент. Прям лабиринт какой-то, да еще с поворотами под самыми невероятными углами и в самых неожиданных местах. Наконец-то выходим в короткий, относительно прямой коридорчик с тремя дверями.

– Прошу, Денис Анатольевич.

Павлов открывает оказавшуюся неожиданно толстой дверь и вместе с Воронцовым проходит внутрь, приглашая следовать за ними.

– Как вам интерьер? Ничего не напоминает?

Захожу внутрь и осматриваюсь. Мрачновато-казенное помещение, чем-то напоминающее гауптвахту. Крашенные в синий цвет стены, тускленькая лампочка, забранная мелкой решеткой, заправленная по всем правилам солдатская койка, табуретка рядом с тумбочкой. Слева от входа в углу жестяная раковина с водопроводным краном, под ней – ведро с крышкой. Нет, однозначно – кича. Или камера предварительного заключения… На мгновение проскальзывает подленькая мыслишка, что вот сейчас запрут здесь господина штабс-капитана и… А что «и»? Если уж не верить Тесле, то не верить никому! Да и на свободе я нужнее, тем более что разногласий у нас никаких нет. Но червячок сомнения шевелится… или это обстановка навевает? И не только обстановка!..

– Суть эксперимента такова. Вы должны пробыть в этой комнате в одиночестве пятнадцать минут, после чего выйти и рассказать нам свои ощущения. Если почувствуете себя не очень хорошо, нажмите вот эту кнопку, – академик показывает на стену и продолжает серьезным тоном излагать правила: – Для вашей же безопасности прошу отдать оружие Петру Всеславовичу.

За мгновение все сомнения и мысли о подставе снова прокручиваются в голове… Нет, играть, так по-взрослому! Расстегиваю «сбрую» и отдаю шашку и кобуру с люгером вместе с ремнями Воронцову, который, видимо, поняв мое состояние, пытается ободряюще улыбнуться.

– Обыскивать будете, Иван Петрович? – развожу руки и делаю вид, что пытаюсь встать к стене.