Михаил Баковец - Дар джинна [СИ]

- Так я с бойцами пойду под прикрытием магии, - усмехнулся я. - Нас даже зная, что мы там будем, хрен кто заметит.

- Хорошо, будут вам помощники. Но почему только трое? Вчетвером много не унесёте же.

- Амулетов всего три штуки, - развёл я руками. - Если силы будут, то этой ночью смогу сделать ещё несколько.

- А сейчас как себя чувствуете? - влез в беседу Маслов, который стоял рядом и внимательно слушал.

- Терпимо, пока не падаю, - уклончиво ответил я. Признаваться в премерзком самочувствии не захотел, не было желания демонстрировать им свою слабость после того, как представился магом огромной силы, у которого Мессинг лишь ученик. По правде же, после ночи проведенной за амулетами и артефактным оружием мне хотелось только одного - упасть в постель часов на десять. Маны осталось очень мало, и восстанавливалась она очень и очень медленно. Вот вернусь с трофеями, так сразу засяду на часок медитировать, а потом часа четыре сна перехвачу.

*****

Когда странный гость ушёл с НП в сопровождении генеральского адъютанта в сторону разведроты, точнее её остатков, где ещё оставались те, кто не боялся ничего на свете и был способен на своих плечах не один километр тащить станковый пулемёт с запасом патронов, Невнегин громко вздохнул и покачал головой в такт своим мыслям об этом молодом (или старом) человеке.

- Что вздыхаешь, Павел? - заметил это комиссар. - Опасаешься, что он утащит бойцов к немцам или убьёт, оказавшись далеко от нас?

- А какой ему в этом смысл? - хмыкнул генерал. - Он мог бы меня с тобой провести мимо часовых, как бычка на веревочке и никто бы не почесался. А сдать врагу трёх рядовых вместо комдива и дивизионного комиссара - это глупость несусветная.

- Так чего вздыхаешь и головой трясёшь, как застоялый мерин?

- Не понимаю я его, вот почему. И не понимаю, что он тут делает. Да с его способностями ему не на передовой среди разбитой дивизии сидеть, а в генштабе, в Кремле.

- Что он там забыл, Павел? Знаешь, я заметил, что ему наплевать на всё - уставы, звания, Партию. Мне кажется, что для него это больше забава, чем работа на пределе сил, жизни и смерти. И я его не понимаю тоже. Мог ли его послать кто-то или попросить?

- Мессинг? - предположил комдив. - Попросил учителя помочь с германцем. А Мессинга мог об этом попросить Сам.

- Не верю я в эту байку.

- Да я сам бы не поверил, не увидь того, что он делает. А раз вся эта фантастика происходит наяву, то какой ему смысл врать про Мессинга? Разве что, он не учитель, а ученик его, - тут Невнегин опять тяжело вздохнул. - Честно тебе скажу, Сергей, если бы он не появился тут вчера и не показал свои трюки, то к вечеру я отдал бы приказ сниматься дивизии и уходить за Пинск. У нас шанса не было остановить немцев и вот те танки, что дымят впереди, сейчас бы наматывали нас с тобой на гусеницы.

Я с тремя помощниками под прикрытием магии притащили семь пулемётов, сорок винтовок, около тридцати гранат (колотушек и в виде крупного яйца), тысяч десять патронов (их я вытащил из танков, как и три пулемёта) и двух пленных - рядового и унтера. Чуть позже я одному скормил под принуждением хвостик от вавилонской рыбки, получив знание немецкого языка. Набрали бы и больше, но тут фашисты опять решили атаковать.

Началось всё с артиллерийского обстрела позиций, который длился почти час. Прилетали совсем не 'чемоданы', после который фонтан земли высотой с пятиэтажку поднимается. Возможно, огонь вели танки и самоходки (если они там есть) с противотанковыми орудиями. Личный состав дивизии забился под перекрытия, выставив наблюдателей.

Через час пять лёгких танков при поддержке пехоты атаковали наши позиции со стороны луга. Ещё двенадцать бронемашин двинулись на наши окопы вдоль дороги по полям, на которых уже не осталось ржи - что не сгорело, то было растоптано и вмято в землю.

И на этот раз гитлеровцам почти удалось дойти до наших позиций. Да что там - почти... в трёх местах завязались рукопашные схватки. Только чудом удалось отбиться. Оставив сотни полторы тел на лугу и на полях, вместе с одиннадцатью подбитыми бронемашинами, гитлеровцы откатились во второй раз.

- Сейчас нужно ждать или юнкерсов, или удар дивизионными гаубицами, - хмуро произнёс генерал, машинально посмотрев в небо.

Угадал он со вторым вариантом: через два с половиной часа на нас упали десятки тяжёлых снарядов. И вот их уже в полной мере можно было называть 'чемоданами'. От взрывов немецких снарядов земля ходила ходуном, и в ушах постоянно стоял звон. Дом, в котором проводились совещания, был очень быстро снесён, там только обломки досок, солома да брёвна взлетели в небеса в ореоле чёрного дыма и земли. Хорошо, что я и остальные командиры сидели в траншее под несколькими накатами из брёвен и земли. От единичного попадания такой потолок должен прикрыть, так мне сказали. Но, не доверяя чужим словам, я дополнительно наложил защитные чары по углам укрытия, прямо на брёвна, торчавшие из земли.

После обстрела немцы атаковали в третий раз за сегодня. И у них были все шансы на победу, если бы к этому времени у меня не восстановился внутренний резерв маны. Весь этот запас и немного праны потребовал вызванный абмирутаруами со слепком степного пожара. Пять лет жизни пришлось отдать этому существу. Зато на наступающие цепи фашистов, усиленных бронетранспортёрами и танками налетела огненная стена протяжённостью в километр, высотой с двухэтажный дом и глубиной десять метров. Жар был не настолько силён, как у того огненного духа, который помог мне уничтожить немецкую колонну два дня назад, когда солдаты и лошади превратились в чёрные головешки, но его хватило, чтобы убить людей - пехоту и экипажи. Ни одна из боевых машин не загорелась, к слову. Закоптило их, конечно, но с виду повреждений не было. И при виде этого у меня появились мысли их утащить к себе.

'А что? Сделаем из них ДОТы, как из тэ двадцать восьмого, - подумал я, разглядывая трофейную технику на поле в нескольких сотнях метров. - Амулеты, усиление пушек и снарядов - получится сказка просто. Хрен кто мимо нас пройдёт'.

Остальные фашисты, при виде такой страшной картины, резко развернулись к нам спинами и побежали назад. И я их вполне понимал. Смерть от пули или осколка любому покажется желаннее (если шанса выжить, всё равно нет), чем участь быть зажаренным заживо.

- Всё, я больше ничем не смогу вам помочь примерно сутки, - едва шевеля языком, сообщил я шокированным командирам рядом с собой. - Постарайтесь меня не беспокоить, хорошо? - и не дожидаясь ответа, я прилёг у земляной стенки на плащ-палатку. Спустя секунду я отрубился.

Проснулся в сумерках и, судя по тому, что окрашен край небосвода больше в восточной стороне, это было раннее-раннее утро.