Михаил Ланцов - Ротмистр Империи

Так или иначе – провозились почти два часа. Поэтому к Штеттину они подъехали только к двум часам после полудня. И это, несмотря на то, что выступили с рассветом. Но успели. С трудом, но успели опередить немцев. Которые только-только зашевелились в нужном направлении.

Разведывательный взвод выскочил на позиции германского тяжелого артиллерийского дивизиона и без всякого промедления открыл огонь. Там и оставалось-то от этого взвода – слезы. Трое мотоциклистов и один бронеавтомобиль. Из-за чего Максиму пришлось усилить его третьим трофейным пушечным «Ланчестером». Собственно, эти два «аппарата» и ударили беглым огнем на подавление по прислуге германских орудий. Стараясь, впрочем, не сильно повреждать саму артиллерию. И, по возможности, не стрелять по ящикам со снарядами или с пороховыми зарядами.

Сражение на дивизионе было очень коротким. Немцы просто не могли развернуть тяжеленые гаубицы и попытаться хоть чем-то накрыть незваных гостей. А из пистолетов и винтовок вреда бронеавтомобилям особого не причинишь. Да. Можно пробить покрышку. Но толку с этого не много. Это уехать куда-нибудь далеко он после этого не сможет, однако, здесь и сейчас и перекатываться, и стрелять вполне продолжит.

Разогнав прислугу гаубиц, разведчики заняли оборону. Дождались подхода обоих линейных взводов. И консолидированными усилиями двинулись по городским улицам к позициям окопавшегося полка ландвера. Стандартного полка в три пехотных батальона и пулеметную роту.

Восемь бронеавтомобилей «давили грудью». А спешенные бойцы, активно поддерживали их «из-за широкой спины». Легкие самозарядные карабины под пистолетный патрон на улицах города давали чудовищное преимущество над обычными винтовками. Да, слабый патрон. Но и дистанции смешные. Впрочем, основной тактикой, как и прежде была отнюдь не форма линейного противостояния. Бронеавтомобили огнем на подавление загоняли пехоту противника в укрытия. А стрелки линейных взводов, пользуясь этим обстоятельством, сближались и забрасывали недруга гранатами. Будь он в траншее или в здании. Это не меняло ровным счетом ничего.

Иногда, правда, пришлось подавлять слишком неудобные для гранат узлы обороны. И пушечным бронеавтомобилям приходилось выезжать на прямую наводку да «ковырять» своими дохленькими 37-мм пушечками врага.

Так или иначе, но за полчаса достаточно осторожный бой закончился. Изрядно потрепанный полк ландвера отступил на правый берег Одера, потеряв свои пулеметы. Они были слишком тяжелыми, чтобы спешно их перетаскивать.

Но не успел эскадрон закрепиться в центре Штеттина, как показался дым паровоза. Рефлексируя и ожидая от немцев подлянки, Меншиков выслал на правый берег Одер первый линейный взвод. Он-то и открыл издалека огонь по локомотиву. Не пулеметом, само собой. Вскрывать паровой котел могла только пушка «Ланчестера». Вот она-то и застучала, часто-часто, отправляя снаряд за снарядом по врагу. Пара минут. И окутанный раскаленными парами паровоз завалился на бок и, вспахав немного земли, застыл. Несколько снарядов попали ниже котла – в колеса. Вроде и крепкие такие. Но все одно – не выдержавшие такого обращения. Да еще на скорости. Так что, раскололись и больше не удерживали локомотив на рельсах. Вот он и «поплыл».

Не зря. Ой не зря Хоботов приказал открыть огонь из пушки. Потому что из сошедшего с рельсов и завалившегося на бок состава начали выбираться люди. А точнее немецкие солдаты. Так что Лев Евгеньевич, оценив обстановку, повел свой взвод вперед, изрядно размочалив деревянные вагоны из пулеметов своих Руссо-Даймлеров.

Остался там кто-то внутри? Не ясно. Да он и не выяснял. Просто постреляв, разогнав противника. И отойдя, согласно приказу Меншикова, обратно к берегу реки.

- Пехота… - поиграв желваками, произнес Максим. – Быстро же они сообразили.

- Но мы успели, - заметил Хоботов.

- Успели. Забрались к черту на рога. Теперь, успеть бы свить тут гнездышко, пока он ищет средство против наглых блох…

Час. И центр Штеттина занят. Здесь ротмистр вел себя не в пример жестче других городов и пленных не брал. Куда их девать в столь сложной обстановке? Поэтому личный состав комендатуры просто перестреляли «при штурме», а тела выбросили в реку. Как, впрочем, и всех убитых во время боя на левом берегу. Чтобы избежать гниения и антисанитарии.

Дальше идти было нельзя.

Дивизия, занявшая оборону на правом берегу Одера, была очень крепко окопавшейся. Одной из немногих, отрабатывавшей такие методы в этой редакции Первой Мировой войны. Кроме того, она была очень серьезно усилена артиллерийскими орудиями, расположенных широким фронтом. Момент внезапности упущен. Так что, у него не было никаких шансов прорваться, не попав под перекрестный артобстрел. И под пулеметы. Которых там было немало.

Да и стратегически это было неправильно. Прорыв – это не провокация. Прорыв – это просто прорыв. Слишком быстро для того, чтобы Николай Николаевич успел наворотить дел и окончательно себя дискредитировать. Поэтому лейб-гвардии ротмистр весь свой эскадрон, включая освобожденный комсостав привлек к работе по организацию оборонительных позиций.

Он выпустил ровно половину – десяток почтовых голубей. Не зря же он столько дней возил их с собой. За день до отбытия он прихватил несколько клеток с этими пернатыми созданиями у связистов Ренненкампфа. И вот – пригодились. Наконец-то. Каждый голубь, улетая в расположение частей Павла Карловича, уносил с собой короткое послание: «Захватил Штеттин! Держу круговую оборону. Максим». А с захваченного телеграфа отбил дублирующие телеграммы всюду. Чего уже стеснятся? В Швецию и Данию полетели сенсационные новости. День. Может быть два. И эти сведения начнут просачиваться в Россию. Недостоверные. Скудные. Но вполне достаточные, чтобы Николай Николаевич, и без того склонный к импульсивным, необдуманным поступкам, совершенно потерял контроль над головой и начал «ломать дрова».

Это была игра ва-банк.

Ставки сделаны. Крапленые карты сданы. Осталось лишь уповать на удачу. Капризную стерву. Но Максим верил в нее.

Организовывал импровизированные доты из бронеавтомобилей, обкладывая их мешками с песком, и верил. Отдавал распоряжения об оборудовании огневых точек в крепких домах, и снова верил. Размещал трофейную артиллерию так, чтобы можно было прикрывать все основные направления, и опять верил.

И вера эта была основана не на пустом месте.

Меншиков знал, что тяжелых мясорубок с преодолением позиционных укреплений никто в этом мире еще не испытал на себе. Даже полевых. Не говоря уже о городских сражениях, которые в полной мере раскрыли себя только в годы Второй Мировой войны. Вот Максим и пытался их удивить, желая явить маленький, крошечный островок Сталинграда. В надежде на то, что он позволит ему продержаться несколько дней. До тех пор, пока не решится судьба Империи…