Андрей Архипов - Волжане

Ручей мальчишки нашли довольно быстро и, утопив канистры в ямине, быстро их наполнили. Потом Тимка с отцом начали рубить лапник, поскольку Михалыч все еще активно общался с юным охотником, собирали дрова, разводили костер… Другими словами, активно обустраивались, отправив Вовку помогать неожиданно ставшему лекарем Вячеславу. Как-то плавно, без каких-либо неуместных обид или терзаний (почему, мол, не я?) все безоговорочно приняли, что старшим в их команде будет егерь. Отчасти потому, что тот был немного постарше Николая и Вячеслава, а отчасти оттого, что хорошо знал лес. Кроме того, Иван пользовался уважением на селе, несмотря на занимаемое им начальственное положение по отношению к лесным запасам, а это тоже всегда принималось во внимание в такой тонкой штуке, как отношения между людьми. Но самым главным доводом был тот, что в егере чувствовалась военная косточка. Человек не боялся принимать решения и брать на себя ответственность. А такое особо ценится в наш век, когда частенько мужики бегают от этой самой ответственности из-за своей лени, прячась за женским подолом и прикрываясь словами о равноправии и женском феминизме. Да и выглядел капитан в отставке достаточно солидно — сухой, жилистый, среднего роста, с пробивающейся клочьями сединой на голове и шрамом в продолжении левой брови. В общем, герой своего времени, как по заказу. Вот морда лица только немного подкачала. Нет, не урод, но девки толпами не бросались, оттого и проходил всю жизнь холостым: где же в лесу суженую найдешь? Поэтому, когда Иван позвал всех к костру почаевничать, оставив Радислава сидеть со своим отцом около наспех сооруженного ложа из лапника и одеял, все беспрекословно бросили свои дела и подсели послушать, что же командир узнал нового. В конце концов, любопытство тоже сыграло свою роль — недаром Вовка получил втык от отца за то, что постоянно отвлекался от операции, прислушиваясь к негромкому разговору егеря с юным лесным отшельником. А вот вести, которые принес к костру командир, пришлись по нраву не всем.

— Повторил он то, что весь, то бишь деревеньку, поставили переяславцы, которые снялись со своих мест из-за набегов половцев… — В этот момент Иван мотнул головой, сам не веря в то, что он говорит. — Затем они водными путями прошли практически через все земли Киевские и Черниговские, Рязанское, Муромское и Ростовское княжество. Шли Днепром, волоком через Болву к Жиздре, а далее уже в Оку и Волгу. Названия притоков могу соврать — названия слышу в первый раз, однако последний идет, как я понял, по землям вятичей. Прошли их малой кровью и хорошо, что только своей… иначе не выпустили бы их оттуда. В общем, настолько настрадались, что забились в самое глухолесье, как говорит подросток, — к язычникам, то бишь к черемисам.

— Да что ты бред-то несешь, Михалыч! — сразу отрубил Николай. — Какое рядом Ростовское княжество, какое Рязанское? Половцы, черемисы какие-то? Этот парнишка просто сбрендил в своих лесах. У этих лесных охотников история застыла на месте татаро-монгольского ига, и они до сих пор ее рассказывают своим внукам и правнукам! Да они из леса тысячу лет, наверное, носа не показывали! Хрень собачья!

— За что взял, за то и вам продаю! — повысил голос Иван. — А придумать такое в своем состоянии и при таком раскладе он не мог. Что скажешь ты, Вячеслав?

— Что тут скажешь! — пожал Вовкин отец плечами. — Это ребятня забегает сейчас с горящими глазами. Как же, такое приключение! Потом будет что рассказать одноклассникам. Сначала в тайге заблудились, а потом такое! — Вячеслав посмотрел на радостно заулыбавшихся мальчишек. — Только вот боюсь, что заблудились мы конкретно. А с учетом чудес, которые нас преследовали с самого начала, думаю, что обратно домой нам скоро не попасть.

— Люди у нас в лесу, случалось, пропадали… — добавил Иван. — Что уж с ними происходило, один бог ведает. Вот и мы, судя по всему, тоже… попали в историю. Не дай бог, конечно, но готовьтесь к самому неожиданному… И ты не шуми, Степаныч. Никто выводов пока не делает, может, все и образуется, а пока… программа минимум — донести в целости и сохранности охотника к их стоянке, предварительно подождав, пока он оклемается… если, конечно, оклемается. А потом организовать поход на Ветлугу. Посмотрим, что за весь такую они там поставили…

На второй день пострадавший охотник начал, не приходя в сознание, стонать, а под вечер очнулся и с трудом разлепил глаза. Обведя осоловелым взглядом открывшуюся ему поляну со множеством незнакомцев, он приподнял голову и попросил пить. Пока его сынишка носился среди деревьев в поисках затерявшегося берестяного туеска, исполняющего роль стакана, с лица раненого сползла примочка с настоем цветков ромашки, собранных тут же на поляне и наложенная Вячеславом на активно подсыхающие раны на лице. Однако поправить охотник ее не дал, пока его мутный взор не остановился на лице отпрыска. Только в этот момент он успокоенно откинулся обратно и дал поправить сбившийся компресс.

— Ну вот, очнулся, а ты боялся, что не оклемается, — засуетился вокруг больного отрядный ветеринар, обращаясь к Радиславу. — Ничего, будет жить, если не помрет… Да шучу, шучу я, — поправился сразу Вячеслав, углядев встревоженное лицо отрока, понявшего смысл его слов. — Не боись, если очнулся твой батя, то в голове уже все по местам встало. Поправится.

Радислав после этих слов немного успокоился и начал откликаться на задаваемые ему вопросы. А отзываться было на что, потому что народу вокруг делать было особо нечего, и он начал вовсю выспрашивать парня про его житье-бытье. Понимали хлопца с середины на половину, но от этого не стали менее активно задавать вопросы. Сам он тоже спрашивал, в основном его интересовала одежда незнакомцев, ружья, назначения которых он так и не смог понять, и почему-то вопросы религии. Его просьбе перекреститься сразу последовали Николай с Тимкой и, немного погодя, Иван. Причем последний сделал это двуперстием, оценив недоуменный взгляд Радислава, брошенный на первых двух христиан, а достав вслед за этим крестик на шнурке, еще и заслужил одобрительный кивок со стороны паренька. Вовка в это время отсутствовал, а Вячеслав его просьбу проигнорировал, занимаясь больным. Также удивлялся Радислав отсутствию бород у мужиков. Подбородки, конечно, заросли щетиной — кто же в тайге будет бриться? Но по сравнению с окладистой бородой его отца это выглядело как-то несолидно, что и вызывало некоторое недоумение и новые вопросы.

Однако времени на их удовлетворение хватало, поскольку больших дел у остановившихся на привал путников не было из-за того, что едой они неожиданно оказались обеспечены. Охотники перед самым столкновением с медведем завалили сохатого, из-за которого, скорее всего, у них и разгорелся спор с мохнатым хозяином. Завалили того двумя стрелами, одна из которых торчала в нижней трети груди, а вторая в шее. Иван с Радиславом после упомянутого чаепития как раз и занялись его разделкой. Лося перевернули на спину, закрепили его в таком положении лежащими неподалеку бревнышками, а потом егерь начал разрезать шкуру от гортани до кончика хвоста, а парень — пялиться на его нож, не сводя своих горящих глаз. Через некоторое время малец все-таки очнулся и стал помогать вспарывать кожу ног, после чего, соединив разрезы, взялся стаскивать шкуру. Содрав ее и расстелив, вспорол брюшину, вытащил желудок, подрезал на шее пищевод с трахеей и через отверстия между ребрами вытащил все это в грудную клетку. Потом парнишка под оторопелыми взглядами Вовки и Тимки, наблюдающими за его сноровкой с восхищением, оттащил внутренности в сторону и там уже отделил на траве съедобные части, завернув их в подросшие листья то ли лопухов, то ли другого какого растения. Все это молодой охотник проделал, едва не свернув себе шею в сторону отошедшего к костру Ивана. Его горячие взгляды так явно прожигали спину егеря, что тот по завершении церемонии разделки торжественно преподнес Радиславу свой нож в подарок.