Андрей Архипов - Волжане

— Не шуми! Меня который день по лесам церемисы гоняют, невмоготу мне с кем-то нянькаться или поклоны бить каждому встречному. Сторожусь ныне каждого куста…

— От них прячешься? Что натворил, и где все остальные новгородцы? Куда путь держишь? — градом посыпались вопросы от мгновенно успокоившегося Тимки.

— Куда? Путь я держал в вашу сторону: сперва хотел пешим ходом до Ветлуги добраться, а там в селении однодеревку взять, однако… Так церемисов ты рядом не углядел, нет?

— Лишь их проводники с нами, а остальные дальше по лесам ищут своих людей. Знаешь что про них?

— И про них, и про воев ваших ведаю, но это долгий разговор, а тебя могут хватиться…

— Точно. Подожди, я дам знать Прошке, чтобы остальных предупредил!

— Как бы эти остальные по мою душу не пришли, Тимоша…

— Не боись — пока только своим, они языком трепать не будут. А потом вернусь, и тогда вместе решим, что с тобой делать.

— Боюсь, что втуне пропадут старания твои…

Юный ветлужец поморщился и змеей выскользнул из-под елки, не найдя что ответить Завиду. На поляне он сразу же свистом призвал Прошку к себе и пошел ему навстречу. Глянув на бледное, взъерошенное лицо своего напарника, тот сразу же задергался и стал водить самострелом по кустам, так что Тимке стоило больших трудов привести его в чувство. Однако через минуту Прошка уже летел на всех парах к Сваре. Немного поразмыслив, пацаны пришли к выводу, что тот тоже был своим, да и решить судьбу новгородца мог лишь он один. А Тимка сразу же вернулся назад, к виновнику общего переполоха, и с разбегу нырнул в его лесное убежище. Ветки опять хлестнули по лицу, он на мгновение привычно зажмурился и скатился на какой-то мягкий комок, принятый им за разбросанные вещи Завида.

— Ну, вот он я… — Тимкин взгляд уперся точно в черные звериные зрачки, блеснувшие в полутьме. Он непроизвольно застыл и уселся на пятую точку, однако низкий рык зверя и стойкий запах мочи, прянувший в нос, заставили его отползти дальше и тихонько взвизгнуть. Сердце дернулось и на мгновение остановилось, оцепеневший мозг вырабатывал лишь одну мысль, пустив ее по кругу: «Оборотень, оборотень…»

— Испужался? — Сдавленное хихиканье Завида донеслось из противоположного конца раскидистой еловой кроны. — Ты вроде видел уже моего топтыгина на пажити вашей рядом с ушкуем?

— Видел, — сглотнул Тимка, стараясь унять свое часто бьющееся сердце. — Да разве к таким твоим шуточкам привыкнуть можно? Я же чуть кишечник не опорожнил…

— Чего ты чуть не сотворил? — по-новгородски зацокал Завид, непривычно для любого другого уха меняя «ч» на «ц».

— Цего, цего, цуть… — передразнил его Тимка. — Говорю, что чуть портки свои не измарал. Уф… Ничуть ты не изменился: как был без царя в голове, так и остался… Мало тебя черемисы гоняли!

— Ты про то, что с головой у меня не в порядке? Как бы не так — недавно все на место встало, потому и пошел к вам. А с Мишуткой… Он прибежал ко мне сразу после твоего ухода, и шуточки мои тут ни при чем. Мыслю, что косолапый где-то рядом по траве катался и выжидал, когда я один останусь.

— Катался? — озадаченно переспросил Тимка. — Нашел где играть: тут люди кругом… Неужто не чует?

— Да он так свое место метит: помочится на траву, а потом катается по ней. Куда бы затем ни пошел, чего бы ни коснулся — всюду его метки будут. А уж людской дух он за треть поприща распознает…

— Слушай, он у тебя уже размером со здоровую псину. Как ты с ним управляешься?

— Так он меня за мамку держит, привык. — Завид ласково погладил свернувшегося около него медвежонка. — Как бы не сгинул: до сих пор берлоги не закладывает, хоть я его уже не раз гонял от себя…

— А мне, глядя на следы, показалось сначала, что он человека выслеживает. Вдруг, думаю, людоед какой-нибудь? Кстати, как медведя у вас называют? Тоже арк?.. — Получив по губам, Тимка недоуменно уставился на собеседника.

— Не вздумай хозяина настоящим [145] Есть разные варианты настоящего имени медведя — бер, орктос, аркуда. именем назвать, а то призовешь его на свою голову. Космачом, костоправом, стариком, медоедом… как хочешь, лишь бы не истинным, — строго произнес Завид, подняв палец, и удовлетворенно кивнул, увидев понимание в глазах мальчишки. — То-то же. И уж никак такой красавец людей как ядь пользовать не будет, — продолжил новгородец, ласково потрепав медвежонка за ухом. — Наоборот, он помогал все это время. Без косолапого по мне уже тризну справляли бы третьего дня. На церемисов я наткнулся случайно — еле улизнул от них. Они было попытались меня псами загнать, но куда тем… Как медвежий дух чуют, так в раж входят — и до моих следов им дела нет.

— И что? Как раз быстрее должны были найти — он ведь почти всегда рядом с тобой бегает.

— Тут рядом меря живет, так хозяин леса у них священным считается. Потому местные черемисы его тоже не трогают, а собак со следа уводят.

— Вот оно как… Ладно, об этом позже. — Тимка отодвинулся от неразлучной парочки еще дальше и продолжил: — Давай рассказывай, что ты такое учудил, что тебя псами травят?

— Да я-то как раз ничего, а вот остальные новгородцы весьма пошалили в окрестностях — в основном в селении у церемисов. Но и ваша вина в этом есть немалая… Кто вас просил за Якуном насад с воями посылать? Или мнилось вам, что остальные купцы его вам на растерзание оставят? Какой бы ни был, но он новгородец…

— Защищаешь его?

— Какое там. Я как раз из-за него и сбежал — живым мне до Новгорода с ним было не дойти. Однако давай по порядку… Про то, что вои ваши ушли чуть раньше нас, дабы перехватить Якуна по дороге, все поняли сразу. Он сам из-за этого целую седмицу на Ветлуге Захария дожидался, дабы по волоку идти большой дружиной. А как тот прибыл, стал купцов уговаривать не на Сухону идти, а тайком свернуть в сторону — на Унжу. Те чуток подумали и согласились. Кому охота в бесполезную свару вступать да рисковать своей шеей, когда можно сделать небольшой крюк и уйти из-под удара? Так и сделали — в темноте свернули на приток Ветлуги и рванули без оглядки. Но ратники ваши, похоже, весть из стоящего рядом церемисского поселения получили и скоро стали нам на пятки наступать. Все-таки мы с грузом шли: тут и товары ваши, и нераспроданные ткани заморские. Не столь тяжесть для ушкуев, сколь неудобство для гребцов, но все равно — не налегке. Тут уж Якун волком взвыл: людей у него осталось мало, а остальные купцы оберегать его своими силами как-то не рвались. Зачем им чужую глупость своими воями оплачивать? Однако и бросить его вам на расправу они тоже не решались: все-таки новгородец, да и не последним стоит в купеческом сословии. В итоге постановили отправить его ушкуй вперед — путь торить, а сами немного отстали, дабы дорогу застить вашим отрокам.