Андрей Архипов - Волжане

Вовка с Тимкой были, конечно, предупреждены, что про свое прошлое рассказывать надо поменьше, а уж про перенос в другое время — вообще помалкивать, чтобы не приняли за сумасшедших. Поэтому ответы были очень расплывчаты, что, впрочем, собеседников не настораживало, так как новые вопросы не кончались. Мол, пришли издалека, жили в веси поболее, чем ваша, озеро было, речка тоже. Большая река? Волга. Ножи из другого города привезли в подарок. Одежду такую забавную все у них носили, уж так повелось… Вернуться не могут, нет больше их веси. Ага, вороги, наверное, сами не видели. Увели других в полон? Видимо, так. Иван Михалыч? В армии служил, ну… в воинской дружине. Наконец услышав необычный посвист, вскинулись Андрей с Мстиславом и с сожалением попрощались. Вышата же взялся их проводить, благо он жил в том же конце. В конечном итоге, позевывая и радуясь, что уже неделю их никто не заставляет чистить зубы на ночь, ребята забрались на настил, закопались в сено, укрывшись одним на двоих одеялом, и погрузились в мир счастливых сновидений, где Вовка все-таки победил Мстислава, а Тимка, представившийся местным как Тимофей, крутил в руках меч, который он успел по пути в весь внимательно разглядеть на поясе Свары.

Еще засветло того же дня к дому Любима подошел Трофим Игнатьевич с незнакомым ратником и живым, коренастым мужичонкой, сказавшимся Никифором, местным старостой. Дружинника звали Петром, и он, судя по отношению к нему Любима, тоже был не последним человеком в воинской иерархии. Однако десятник оставил его во дворе, а остальным махнул рукой, чтобы следовали за ним. Пройдя через сени в клеть, Трофим Игнатьич оттуда перешел в горницу, где осенил себя крестным знамением перед образами и прошел чуть дальше, чтобы поздороваться с Агафьей, исполняющей роль хозяйки. Все приглашенные неторопливо последовали за ним, и в итоге в тесной комнатке, где большую часть помещения занимал накрытый стол, столпились пять человек. Отсутствовали лишь Антип с Вячеславом, задерживаясь в соседском хлеву, где пытались поставить на ноги захворавшую скотину.

— Откушайте чем Бог послал, гости дорогие, — склонила голову Агафья, выходя из еще одной маленькой клетушки, которая называлась истобкой и представляла собой зимнюю часть избы. — А я тем временем во двор выйду, порядок под навесом наведу. Коли надобность в чем будет, так зовите без всякого стеснения.

— Спаси тебя Бог, хозяюшка, — в ответ поклонился десятник. — Мы пока потолкуем о своем, а нужда возникнет, так кликнем.

— Что ж, присядем, в ногах правды нет, — смущенно указал на стол Любим и, подвинув для удобства лавку в сторону, первым прошел вперед. — Прощения прошу, тесновато построился.

— Благодарствую, хозяин. — Десятник осторожно присел, положив шлем с высокой тульей, оканчивающийся тупым шишаком и ниспадающей бармицей на лавку рядом с собой. Остальные тоже расселись, причем Иван с Николаем оказались рядом друг с другом. Егерь повернулся назад, положил принесенный с собой длинный сверток за лавку, переглянулся с Николаем и чинно положил руки на грубо сколоченный стол, всем своим видом показывая, что инициатива принадлежит противоположной стороне.

— Кха… Поведал мне Антип немного про вас, путники, — прокашлявшись, начал свою речь воинский глава поселения. — Мол, бежите вы неведомо откуда и рекли нечто непонятное про то, куда направляете стопы свои. Мыслю, что сами не ведаете того места. И изъявляли согласие свое, аще примем мы вас в общину, осесть на земле той, что отмерим вам. Не помыслили вспять? Добре. Прикинул я, куда вас на постой определить и чем заниматься будете. Ходить будете под старостой нашим, Никифором. Что вам скажет, то и исполнять будете. По истечении же лета, посмотрев на деяния ваши, определим мы место и положение ваше в нашей веси… Ежели не ясно что, вопрошайте.

— Спасибо за предложение, десятник…

— Господин десятник с этого момента.

— Так вот, десятник, — невозмутимо продолжил Иван. — Не подходит нам твое предложение. И вот почему. Люди мы вольные, господ над нами нет, обрыдли они нам… Погодь, десятник, не перебивай, я тебя выслушал внимательно. Не разбойники мы, не лиходеи, а люди мастеровые и военные. И пользу общине вашей большую принести можем, если столкуемся…

— Як купец торговлю ведешь, прости меня Господи… — влез в разговор Никифор.

— Разные мы люди с вами, обычаи у нас другие, — не обращая внимания на старосту, начал рассуждать егерь. — Но вера одна, да и идти нам особо некуда, тут ты прав. Разве что на Оку податься, но это… что в лоб, что по лбу, все едино. Правилам и традициям вашим мы готовы подчиняться, но разделять нас и помыкать нами не позволим. Так вот, если столкуемся, то прибыток общине будет и соседи добрые из нас получатся.

— А силой принудим? — усмехнулся десятник. — Свара мысль дельную рек, можем и охолопить вас… Чужие вы для нас пока.

— Так у вас в селении холопов нет, я спрашивал по пути у Антипа. Тех, что были из половцев полоненных, вы в Переяславле с рук сбыли. Не просто же так, а?

— Не просто. Вороги они нам и ужиться надолго с ними нам невмочь. Так и так сбыли бы. Вервь решила с вольными людьми жизнь начать на новом месте. И закупов долги община выкупила, по-другому не сподвиглись бы они с нами идти, не было уговора такого. А ныне мы на этой землице обустроились, и можно вновь к старому вернуться. Первенство в холопстве нет желания взять? — на этот раз грустно улыбнулся Трофим Игнатьич.

— Нет, как видишь… ни в закупе, ни в холопстве. Да ты и сам не даешь воли в этом деле людям своим, я по дороге малость попытал Антипа… Кто по рукам особо горластым дал, звавшим на соседей пойти?

— Так воев нет у нас. Кем идти? — продолжил гнуть свое десятник, заинтересованно глянув на рассуждающего егеря.

— Можно было в Суздале нанять, серебро еще оставалось, так? — пытаясь добраться до правды, продолжил Иван. — И на отяков пойти… За них же не вступится никто? Черемисы их не трогают только потому, что взять с них нечего, а холопов из бывших врагов своих делать не хотят. Так же, как и вы, правильно?

— В Суздаль али Суждаль, как многие ее называют, не заходили мы. А про отяков сказывать… С черемисами издревле ратятся они, иначе не осталось бы их на землях этих. Не так просто их взять, как ты мыслишь. Но прав в одном… не по нраву мне на полях наших людишки подневольные, набранные в набегах и силой в полон уведенные. Другое дело, ежели к тебе ворог пришел, а ты его полонил и работой своей он волю выкупает али жизнь. Да и закупам я не противлюсь.

— У Трофима Игнатьича по молодости жинка у половцев поганых сгинула, — вмешался Никифор, с сочувствием глянув на десятника.