Владимир Недозор - Сыщик с Титаника

Все эти дни старший механик не давал ему покоя, заставляя буквально вылизывать генератор и вращающий его пятидесятисильный двухцилиндровый "торникрофт". Джексону и его людям приходилось менять казавшиеся стармеху сомнительным ремни передачи, смазывать всё до последнего винтика, чистить контакты... Хотя, надо сказать, старший механик относился к подчиненному с молчаливым доброжелательством.

Старший механик ушел.

Джексон направился к рабочему месту, где его уже ожидал старший трюмных, Саймон О'Коннери.

— Шторма не ожидается? — справился ирландец.

— Барометр не падает, да и радисты не сообщают, как я знаю. Да и у нас такие размеры, что шторма и не заметишь.

— Да уж, не заметишь! — скептически возразил О'Коннери, глядя в иллюминатор, где под закатным солнцем катились черные волны. — А я вот думаю: не дай Бог чего такого, ох, и плохо же нам придётся.

— Вы думаете? — изумлённо спросил механик. — Отчего же?

— Потому что это не корабль, а плавучий город! — бросил старшина. — С командой больше двух тысяч народу наберётся... Если что случится... Будет большое подводное кладбище.

— Бог с вами, Саймон! — пожал плечами механик. — Что может произойти с таким кораблем? Разве какая-то дикая невероятная, да просто невозможная случайность...

— Вот я и говорю, мистер Джексон, случайность. Как было с "Эльбой", "Трингваллом", "Берлином", "Скерривортом", "Комбуной"... Тоже корабли были крепкие и не из худших! Нет, слуга покорный! Честно говоря, я бы чувствовал себя безопаснее на старичке "Майверике", да хоть на шхуне какой... Теперь вот скорость увеличили, а у "Титаника" на смену галса нужно три минуты даже на экономическом ходу. Как-то тревожно, сэр... Да еще гоняют нас не приведи как! Скорость дескать нужна — сам сэр Исмей на борту...

Механик кивнул. Что верно, то верно. Весь прошлый день все три вахты машинная команда, суетилась, как муравьи, с маслёнками в руках лазили среди мотылей и поршней, ежеминутно проверяли подшипники — не перегрелись ли, открывали и закрывали клапаны, догоняя пар до предельных значений. Затопили и два последних резервных котла — кочегары чёрные, как негры, метались у топок, выбиваясь из сил...

Кивнув на прощание, О'Коннери отправился в трюм.

Вздохнув, Джексон уселся перед распределительным щитом и принялся вращать регуляторы реостатов, подающих ток на вентиляторы машинного отделения.

Среди мерно ходящих шатунов, жужжащих шкивов, шипения пара в трубопроводах, глядя на голубой круг искр, ореолом обрамляющий щётки динамо, он чувствовал себя уверенно.

Работа помогала забыть, что он сейчас находится не дома, в Эдинбурге в судоремонтном цеху, а центре Атлантики, и под ногами у него лишь считанные дюймы металла, а за ними на несколько тысяч ярдов вниз нет ничего, кроме предвечных вод.

***

Гомбовский уложился в три минуты.

К концу его рассказа Юрий ощутил, как обильная испарина струится по лицу и шее.

Дело приняло совсем иной оборот, и причина смерти барона становилась ясна, как день, хотя история запуталась уже вконец.

Великий Северный путь, столь часто поминаемый бароном, был лишь театральной ширмой, дымовой завесой, за которой пряталась воистину афера века, задуманная фон Нольде и, может быть, еще кем-то в высших сферах.

Как оказалось, в своих северных походах тот наткнулся на золотые россыпи. И не какое-то одинокое месторождение. Речь шла — ни много ни мало — о по-настоящему большой провинции, такой как Калифорния или Алдан, расположившейся вдоль течения реки Колыма. Так что вся затея имела одну цель — получить концессию с исключительными правами на добычу полезных ископаемых на землях, которые предполагалось якобы освоить и цивилизовать. Петербургские чинуши должны легко согласиться на такое условие, особенно если дело подмазать взяткой, тем более что они и думать не могут (да и не хотят) будто в тех краях может быть что-то, кроме ледяной тундры и тайги. Само собой, попроси барон денег или помощи правительства, ему бы отказали сразу, как отказывали всем русским исследователям арктических земель от адмирала Макарова до Русанова и Седова. А так... Подписали бы все бумаги, как миленькие, да еще небось посмеялись бы над богатенькими глупцами, пожелавшими с чего-то выкинуть миллионы на ветер...

— Откуда вообще вы узнали об этом? — осведомился Ростовцев, встряхнув невольно головой (та отозвалась мутной болью).

Лицо эсера исказила злая гримаса.

— Ты что же думал, этот скот, этот... — Гомбовский сглотнул ругательство, — палач в морском мундире сам нашел россыпи? В той экспедиции, кроме господина Нольде, были и другие люди. Среди них и наш товарищ, ссыльный студент-"горняк" Николай Богоявленский. Кличка — Князь Серебряный. Мой, к слову, соратник по Нижнему Новгороду, по тамошнему подполью. Хотя это не важно. Он два с лишним года в одиночку, только с проводником из туземцев провел в среднем течении Колымы. Там и наткнулся на золотоносную область, как он считал, не хуже Клондайка и Юкона. Так что Нольде пришел почти на готовенькое. Бедняга Николай не знал, с каким мерзавцем и чудовищем в людском обличье имеет дело, а счел, что тот покинул столицу из-за интриг бездарей и завистников, как барон сам говорил. И думал, что тот поможет ему вернуться — у Коли был туберкулез в позднем градусе, и он рассчитывал, вдруг в теплом климате да при нормальных врачах... И в отчаянии открыл ему секрет своей находки.

— А дальше? — Юрий уже знал ответ.

— Дальше? — Гомбовский в ярости сжал кулаки. — Господин старший лейтенант забрал карту и все бумаги с материалами исследований и просто бросил его умирать в каком-то стойбище. Да вот просчитался барон. Наш товарищ прожил еще достаточно долго, чтобы добраться до людей и сообщить в Комитет о золоте и о Нольде. Оттого только этого немецкого выродка не прикончили сразу.

— Вот как? Ты, значит, хочешь вернуть похищенное у твоего товарища?

(Да все ясно, кто убийца. Гомбовский захотел украсть бумаги барона и не мог отказаться от мысли лично отомстить за соратника).

— Не обо мне речь, Туз, — собеседник зловеще улыбнулся. — Комитет, если хочешь знать, уже два с лишним года как вынес ему приговор за то, что он творил в Эстляндии в девятьсот седьмом. А, ты же не знаешь... Вернулся он из Японии, когда революция уже была подавлена, но бои кое-где еще шли. Пока Нольде сидел в плену, добрые крестьяне сожгли его мызу, видать, вспомнив все добро, что сделали им его предки... Чертовы остзейские немчики! — выругался он. — Слушай дальше, барон сколотил из матросни, из самого отребья, карательный отряд и взялся умиротворять родной край. Убивал, вешал, жег... Как и все баре. Но отличался уж каким-то особым зверством. Было у него одно излюбленное развлечение. Он расстреливал целые семьи, но не всех. Убивал только молодых, даже совсем детей, а стариков щадил...