Андрей Посняков - Судьба гусара

– И вот, когда у этой крестьянки – звали ее Анна – умер свекор, она вдруг заподозрила, что он может вернуться и забрать ее с собой, – поглаживая торчащие из-под шапки космы, негромко рассказывал старик. Все подремывали, и ему почти никто не внимал, даже Денис – и тот уже клевал носом, генерал же был погружен в свои собственные мысли.

– С чего уж она так решила – не ясно, но, видать, были к тому какие-то основания. Говорят, ее свекор при жизни якшался с волками…

Вот тут Давыдов насторожился!

– …к слову сказать, не с обычными волками, а с оборотнями, – откашлявшись, продолжал маркитант. – Анна и подбила мужа раскопать могилу да отрезать мертвецу голову. Надо вам знать, господа мои, в отрезанной голове еще была «гниющая кровь». Вот ее-то женщина и подмешала в питье мужу да сыну, а также «одолжила» двум-трем соседкам, которые прониклись ее опасениями. Все они умерли в страшных муках.

– А волки? – переспросил Денис. – Ты, кажется, про волков говорил. Ну, про этих… оборотней…

– А, про оборотней! – рассказчик оживился, светлые, глубоко посаженные глаза его заблестели. – С давних времен каждое новолуние в полночь на дороге, ведущей от замка Кройцбург, показывается процессия из четырех повозок, запряженных четверками лошадей. В первых двух – двенадцать монахинь – в орденском платье с крестами и четками в руках, но без голов. Кучерами у них – белые ягнята. Следом две повозки с двенадцатью безголовыми рыцарями. Вместо кучеров – черные отвратительные козлы.

– Козлы! – устало усмехнулся гусар. – А я тебя про волков спрашивал.

Старик покивал:

– Будет и про волков. Так вот… Вся эта процессия въезжала в город, потом – на площадь, трижды объезжала ее по кругу и исчезала в воротах ратуши. Из ратуши-то потом доносились взрывы грубого хохота, разухабистая музыка и визгливое женское пение. Потом монахини и рыцари вновь выезжали на площадь, но в этот раз в обратном порядке. На огромных, закованных в латы плечах рыцарей покоились женские головы, а на монахинях были шлемы с закрытыми забралами. Трижды объехав площадь, они удалялись по Замковой дороге. И происходит это из века в век…

– И где ж тут волки? – удивленно переспросил Давыдов.

– Волки? – маркитант удивленно дернулся. – Какие волки? Ах, волки… Были волки! В последние десять лет в этой вот процессии с безголовыми рыцарями и появлялись! Вместо лошадей.

– Что же, так вот кареты и тащили?

– Так и тащили, – уверил старик. – Огромные волки были. Свирепые. И во главе их – белая волчица.

– С синими глазами?! – снова вздрогнул Денис.

– Да. Именно так. С синими. И откуда те волки взялись – всяк по-разному говорит…

Дальше маркитант рассказать не успел – прискакал адъютант главнокомандующего, что-то доложил Багратиону, и князь приказал трубить поход. Смертельно усталые люди встряхнулись, прогоняя остатки дремы, построились и вновь зашагали по колено в снегу, пока не вышли из леса на берег неширокой реки. Там в сопровождении свиты уже ждал Беннигсен.

Кривя тонкие злые губы, командующий едва ли не упрекнул Багратиона в трусости, приказав вновь взять только что оставленный город. Приказал и тут же уехал – были еще заботы, не только Багратион.

Петр Иванович, с землисто-серым от незаслуженной обиды лицом, спешился и, встав во главе колонны гренадер и егерей, выхватил из ножен шпагу.

– В штыки, братцы, – глухо сказал князь. – В штыки…

Адъютанты, в том числе и Денис, тоже оставили лошадей, двигаясь пешим порядком вместе со своим прославленным генералом. Колонна шла молча и грозно, без выстрелов, без криков «ура» и задорной барабанной дроби. Тяжелой поступью русские воины месили грязный прусский снег. Впереди в зыбкой туманной дымке корявился изломами улиц город, Прейсиш-Эйлау, где были еще утром, и вот опять…

Их заметили. С прикрывающих город редутов французы открыли ураганный огонь. Пули, шрапнель, разрывающиеся в воздухе ядра – все слилось в одну сумасшедшую пляску смерти. В других концах города, на флангах, тоже слышалась канонада – то палили и французские, и русские пушки… а вот где-то в отдалении закричали «ура»…

Егеря и гренадеры Багратиона все так же шли молча. Впереди – главнокомандующий с адъютантами… Пока Бог миловал – шли. Странно, но Дэн совсем не чувствовал страха, как не было и задорного куража. Просто все шагали молча, шли на смерть, выполняя свою воинскую работу – ремесло смерти. Шли. И это было главное.

Приказав не стрелять, князь не тратил времени на перезаряжание ружей, и это многих спасло. Время! Казалось, оно тянулось медленно-медленно, разрываемое на куски французскими пулями и шрапнелью. Уже многие полегли… но если бы задержались – полегло бы еще больше. А так – шли, мерно печатая шаг и посматривая на врага с непоколебимой хмурой уверенностью – уверенностью в скорой победе!

Вокруг творилось нечто! Сам ад спустился на землю, точнее сказать – поднялся из разверзшихся вдруг глубин. Запах неотвратимой смерти витал над солдатами обеих сторон, делая их безразличными к боли. Рев пролетающих ядер, мерзкий визг шрапнели, залпы французских плутонгов – все это не имело никакого влияния на гренадеров и егерей. Грозная русская сила шагала, стиснув зубы и неумолимо приближаясь к неприятелю, страшная в своем молчании и угрюмом мерцании глаз.

Враг уже был совсем рядом – вот!

– В атаку! – оглянувшись, взмахнул шпагою генерал.

Он больше ничего не сказал, да и не нужно было: воины ударили в штыки с такой неистовой и неудержимой силой, что враг не выдержал, дрогнул… побежал…

Денис не помнил, как махал саблей, кого ранил, кого убил… да не важно было – кого. Окровавленный клинок гусара словно бы действовал сам – рубил, колол, отбивался…

Не было криков. Лишь стоны, вываливавшиеся из проткнутых животов сизые дымящиеся внутренности, осколки костей, белесые останки мозгов и кровь, кровь, кровь…

Не осталось уже никаких желаний, кроме одного – колоть, рубить, убивать! Кто все эти люди – французы? Вот тот совсем юный парнишка в синем мундире… убеленный сединами ветеран… гренадер в медвежьей шапке… все они не люди, вовсе нет. Просто тени. Куклы-марионетки, которых нужно убивать. Да и не убийства это – работа. Кровавая работа войны.

Штыковая атака Багратиона, решительная и неистовая, сделала свое дело, одним махом вышибив французов из недавно захваченного ими города. Было множество убитых, как узнал позднее Давыдов – около двадцати пяти тысяч с обеих сторон. По тем временам это много.

Жуткая эта резня, однако же, не принесла существенного успеха ни французам, ни русским. Словно и не было никакой битвы, Беннигсен отвел войска к Кенигсбергу, Наполеон же – к реке Пассарге. Установилось временное затишье, кое всякий использовал по-своему.