Андрей Муравьев - Крестоносцы поневоле

Костя согласился:

– Этим и займемся завтра, братан. – Ученый поморщился, и Малышев спохватился. – Конечно, друг. Завтра и попробуем. Сегодня у меня еще на пару выстрелов пороху и осталось. А картечи, так и вообще – на раз. Завтра намелю еще пару кило, и побабахаем по стеночке.

Сомохов удовлетворенно кивнул.

– Ну, а сейчас, господа, может, в город съездим? Там сейчас такой интересный обряд творится.

Неожиданно голос подал Пригодько. Захар неуверенно шмыгнул носом и тихо попросил профессора:

– Улугбек Карлович… Вы это, нас завсегда господами обзываете… – Простодушный красноармеец подбирал слова, чтобы своей репликой не обидеть ученого, которого очень уважал за знания. – А в школе красноармейца нас учили, что слово это есть слово ругательное и хорошему человеку несоответствующее.

Округлившиеся глаза Сомохова были ему достаточно красноречивым ответом, но сибиряк упрямо гнул свою линию:

– Если вы к нам по-товарищески относитесь, то и говорить следовало бы: товарищ, что значит друг там… товарищ. – Красноармеец примирительно улыбнулся: – Ладно, а?

Сомохов кивнул.

– Ну и ладненько, – улыбнулся Пригодько. – А то все господа да господа, как к врагам каким…

Костя хмыкнул на эту тираду, а Сомохов выглядел как вытащенная на берег рыба: только рот раскрывал.

Спас положение Горовой, практически пропустивший все претензии Пригодько, которого он по молодости лет причислял к своим подопечным. Казак, пока красноармеец высказывал пожелания археологу, наполнял кубки и резал рыбу у стола, поставленного «полочанами» благоразумно за воротами замка (чтобы не повредило закуску возможной взрывной волной). Вернувшись с полными кубками, казак предложил тост: «За победу над супостатом и славу нашего оружия».

Все согласились с таким поводом и радостно выпили.

Продолжили банкет во дворе у столика, поглядывая через открытые ворота на городок. По словам всезнающих лучников, основное торжество сейчас происходило на городской площади и в ратуше, где скромным пиром община города приветствовала своих защитников в лице новой госпожи и ее дружины. К вечеру гулянка обещала перенестись на просторы замка, где уже активно жарили и парили разную снедь. А пока не приехала баронесса с вассальными рыцарями, «полочане» проводили время, накачиваясь вином и пробуя многочисленные закуски для вечернего пира. Пушку во двор не потащили, предоставив кузнецу и плотнику возможность поменять колеса на лафете на месте. Костя даже не удосужился после слов Сомохова произвести последний выстрел. Корзинки-мишени прошлыми пробами разнесло на куски, а искать новые было лень.

Дегустируя очередной кувшин местных виноделов и поглядывая на зубцы крепостной стены, Костя не удержался от продолжительного вздоха.

– Что случилось? – Сомохов заметил перемену настроения товарища.

Тот еще раз вздохнул полной грудью и повел кругом руками:

– Вы знаете, Улугбек Карлович, иногда просто не верится, что со мной такое происходит: прошлое, замки, императоры… – Он помолчал. – Влюбился вот – и то в баронессу настоящую.

Костя задумчиво почесал заросший подбородок.

– Пока вот… – Малышев подхватил сложенные у ног ножны с мечом и обнажил оружие. – Пока не достану меч и не почувствую его вес на своих ладонях… Только тогда и верю!

Он подбросил клинок и немного коряво выхватил его из воздуха, пару раз рубанул воздух и спрятал оружие обратно в ножны.

Ученый понимающе покачал головой.

Хозяйку ждали после обеда, то есть, говоря научным языком, часикам к четырем-пяти.

Пока же лучники опасливо слонялись по углам двора, не подходя к гулявшим благородным и с завистью посматривая на ломившийся от блюд столик. Горовой и Костя спорили о перспективности использования артиллерии против кавалерии, а Сомохов отвлеченно следил за починкой самоходной части лафета пищали, нехотя выполнявшейся плотником и кузнецом под присмотром Захара.

Вместо деревянной оси кузнец подобрал толстый железный прут, на который набил небольшие кольца, должные работать стопорами, затем надел с каждой стороны по деревянному колесу, окованному сталью, и по еще одному стопорному кольцу. Железо должно было быть более долговечным, чем дерево, хотя и утяжеляло вес пушечки.

После всего планировали еще раз стрельнуть по уже вкопанным на расстоянии ста метров вдоль дороги, которая вела к замку, останкам телеги, любезно предоставленной кузнецом. Телегу поставили на бок и подперли сзади кольями. Для определения поражающей способности спереди на нее надели ошметки старых кольчуг и пару щитов.

– Эй! Это что за гости к нам? – вывел осоловелых товарищей из сладостного состояния встревоженный голос Захара.

Нехотя поднялся ответственный Горовой, Костя тоже сделал вид, что собирается встать, но… передумал. Сомохов в это время как раз ушел в дальнюю часть двора, где находились хозяйственные пристройки и туалет.

И действительно, из леска, подступавшего к Ги с севера, лихо вынеслась кучка всадников. По-видимому, запоздалые гости очень спешили, так как скакали во весь опор. Расстояние между стенами городка и замка составляло порядка трехсот метров, а от леска до Ги – не более полукилометра, но и сейчас были видны блики доспехов, надетых на всадниках. На взгляд Горового, там было около сотни человек, из них половина в броне. Не доезжая до городских ворот, кавалькада перестроилась и понеслась вдоль стены в сторону замка. При приближении стали отчетливо видны копья и развевавшиеся на них флажки.

– Е… мать, так цеж они к нам! – выдохнул подъесаул.

Из леса тем временем вылетел еще один отряд, который на этот раз понесся уже прямиком к открытым городским воротам, у створок которых суетилась городская стража.

Первый отряд грамотно развернулся в линию. Стало отчетливо видно, что большинство всадников составляют бронированные копейщики с уже опущенным оружием.

– Назад! Назад, мать вашу! – заревел Горовой, впопыхах перейдя на неизвестный лучникам русский. – Закрывать ворота, засранцы! Быстро!

Стрелки, сидевшие во дворе на солнышке, хотя и не знали ни слова из услышанного ими иностранного языка, очень четко догадались, что от них требуется. Прыти им добавила и ругань обычно интеллигентного и тихого Улугбека, выскочившего из местного сортира со спущенными штанами и на ходу сообразившего, что снаружи происходит что-то неладное. Пока Горовой метался, то криком созывая позабивавшихся в щели лучников, то подгоняя тех, которые пробовали поднять мост, Костя бросился к Захару, по-прежнему копошившемуся около пищали.

– Валим, Захар! – рявкнул Малышев, подбегая.

Кузнец и плотник в это время деловито и невозмутимо тянули пушечку ко все еще опущенному мосту. Из-за ворот доносились ругань рыцаря Тимо, бабские визги и топот ног.