Михаил Ланцов - Иван Васильевич. Профессия – царь! [litres]

Ногайская Орда, также понесшая тяжелые потери, включая бия и его братьев, вообще погрузилась в пучину гражданской войны, выключившись на десятилетие или более из серьезной игры. А Хаджи-Тархан, и без того слабый, притих, словно мышь под веником.

Упускать такую замечательную ситуацию в Диком поле Иван Васильевич не мог себе позволить. Когда еще так звезды лягут? Из-за чего ему пришлось затеять изрядную авантюру.

Как поступил государь? Он развил идею Диоклетиана [131]о разделении армии на полевых комитатов и приграничных лимитанов с добавлением в концепцию более поздних феодальных схем и прочих полезных нюансов.

Диоклетиан пошел на свою военную реформу не от хорошей жизни. Ведь в начале третьего века всю Римскую империю охватил тяжелейший экономический кризис. Тот самый, который в конечном итоге ее и добил. Что же произошло? Несмотря на сохранение хорошего климата [132], хозяйственная деятельность в империи стремительно разваливалась. И, как следствие, ресурсов на комплектование и снаряжение вооруженных сил стало остро не хватать.

Почему так? Потому что, с одной стороны, количество рабов превысило все разумные пределы, доведя выгоду от их труда до минимума. А с другой стороны, положение свободных простолюдинов стало стремительно смыкаться с рабским. И даже более того – появилось крепостное право, что и спровоцировало бесконечную череду бунтов и выступлений, которые окончательно были погашены только варварскими вождями после падения Западной Римской империи. Ведь позднеантичная римская элита искала выход из ситуации не так, как следовало бы. Прежде всего она увеличивала налоги, закручивала гайки и искала духовные скрепы. Даже ввела новую религию, которая прекрасно оправдывала рабство. Впрочем, как несложно догадаться, ничем хорошим это не закончилось, ибо не устраняло причину кризиса. Да, не все было плохо, и те же духовные скрепы сами по себе штука неплохая. Но, как показала историческая практика, молитвой экономики не исправить, какой бы истовой она ни была.

Но Диоклетиан был в самом начале этого «церебрального коллапса» позднеантичной элиты. И перед ним стояли вполне конкретные прикладные задачи. Что же он сделал? Все банально. Не имея ресурсов держать армию старого комплектования, он начал дифференцировать войска, выделяя из былых легионеров всевозможные варианты, отличающиеся вооружением, снаряжением, содержанием и использованием. Где-то жиже. Где-то гуще. А где-то вообще в одних портянках.

У Ивана Васильевича оказалась достаточно близкая ситуация. Ресурсов на выставление большого количества хорошо вооруженных регулярных войск у него не имелось. Поэтому он был вынужден разделить армию на полевую – комитатов и пограничную – лимитанов. Ибо без введения значимого количества вооруженных сил, постоянно стоящих на границе, быстро занять и освоить жирные и плодородные земли Среднего Поволжья и верховий Дона было нереально.

По спешно утвержденному государем уставу поместной службы, описывающему права и обязанности лимитанов, получалась следующая картина.

Служить теперь могли только по доброй воле и только свободные. И это было краеугольным моментом всей идеи. То есть шло упразднение боевых холопов, крепостных крестьян и прочих подобных сословий. Во всяком случае, в рамках поместной службы. На границе не место рабам. Слишком опасно и рискованно.

Ядром обновленной поместной системы стала баронская дружина. Барону, выбранному из числа поместных дворян, выделяли большой надел земли в четыре тысячи четей пашни. Он, в свою очередь, должен был взять под свою руку десяток ратников, в которых записывали мелкое дворянство и часть освобожденных боевых холопов. Они становились его дружиной.

Земля барону выделялась по самым украинам казанским, тульским и прочим. То есть буквально по границе Дикого поля. Почему так много земли и получалось нарезать.

Кроме десятка всадников барону вменялось держать укрепленное поместье, сиречь замок. Пусть даже и деревянный. А для защиты оного брать на службу постоянный гарнизон из стрельцов. По той же самой схеме, что и ратников. Поместные стрельцы [133]считались свободными людьми ратного дела, добровольно стоящими на службе при бароне на полном его обеспечении.

В качестве «подъемных» Иван Васильевич безвозмездно передал формируемым баронским дружинам все трофейные кольчуги, шлемы, сабли и прочее вооружение, а также степных лошадей, захваченных во время кампании 1548 года. Ведь и барон, и ратники должны были теперь иметь коня, кольчугу и железную шапку как минимум. То есть представлять собой «кованую рать», а не «стеганую», как в шутку государь именовал войска, лишенные металлических доспехов.

Наиболее состоятельным поместным Басилевс даровал титул виконтов, по восемь тысяч четей земли в пограничье и вручал командование десятком баронов. А совсем уж «зубрам» даровал титул графа, по шестнадцать тысяч четей земли и пятерке виконтов «под мышку».

Даже баронский десяток «кованой рати» представлял серьезную угрозу для степных разбойников. Однако в случае необходимости граф в считаные часы мог поставить под ружье пять сотен таких удальцов. Да, на убогих степных лошадках. Но для мелких и средних банд даже эти силы представляли непреодолимое препятствие. А ведь именно они составляли главную угрозу, непрестанно терзающую русские земли. Конечно, настоящего нашествия силами графской дружины не отразить. Но такой задачи перед ними и не ставилось. Для этого имелась полевая армия.

Чтобы все это обеспечить рабочими руками, государь организовал переселение крестьян на льготных условиях. Ни ратникам, ни баронам, ни графам держать лично зависимых людей не дозволялось. Это было одним из ключевых условий данной реформы. Поэтому крестьяне, переходя на дальние кордоны, поступали на службу. Мало того, им даже дозволялось иметь любое оружие и укреплять деревни. Места-то беспокойные. А строго фиксированная доля в урожае, которую получали бароны, делала их лично заинтересованными во всемерном развитии хозяйства подопечных. Дабы там все цвело и пахло, причем желательно фиалками.

Хорошо? Неплохо. Во всяком случае, намного лучше, чем было до того. Не всем, правда, эти изменения пришлись по нутру. Но основная масса откликнулась очень живо, обретая на новых землях в два-три раза большее земельное довольствие. Как крестьяне, так и поместные. Само по себе это манило многих с особой страстью. Ну а как же? Тут у тебя на твою крестьянскую семью дюжина четей, а там – тридцать выдавали. А значит, в некоторой перспективе замаячила жизнь, не перебиваясь с недоедания на откровенный голод, а питанием пусть и не так чтобы и обильно, но регулярно. А значит, и детишки дохнуть с голоду станут реже. И жизнь вообще наладится. Поместные же со своих смешных наделов съезжали вполне охотно. Выставлять со ста четей даже одного всадника было очень непросто, даже в тряпье. А тут перед ними появлялась в перспективе возможность доспехи справить добрые, и жене платочек, и еще чего. А ведь еще имелся фонд при более чем трех тысяч кольчуг и порядка семи тысяч степных лошадок, отданных государем новой поместной службе совершенно безвозмездно. И прочее, прочее, прочее.