Александр Михайловский - Творец государей [СИ]

– П…п…ц!!! – выразил всеобщее обалдение Серегин. – Прости меня, Господи, но мы опять обосрались! Ну не мое вся это политика с интригами, не мое! Дайте мне открытого врага, вторгшегося в Россию во главе огромной армии в двунадесять языков, и я сделаю с ним то же, что сделал с аварами и татарами. А тут и не развернешься, и не приловчишься. И вообще, каждый должен заниматься своим делом – Серегин воевать, а интриганы интриговать.

– Считай, что ты прощен, – громыхающим голосом заговорил отец Александр, – ты сделал все, что было в твоих силах, и твоя неудача случилась не по твоей вине, а по вине тех, кто сделал все, чтобы дух человеческий в Петре Алексеевиче-младшем превратился в дикое животное. И одним из этих виновных является его собственный дед, не взявший на себя воспитание осиротевшего внука. Да, собственно, он и сына своего упустил точно так же, спохватившись только тогда, когда Алексей Петрович стал взрослым человеком. Одним словом, слушайте все мой приговор. Дух Петра Алексеевича Романова-старшего приговаривается к пожизненному заключению в теле его внука Петра Алексеевича Романова-младшего с исполнением всех его императорских и семейных обязанностей. Все! Отныне и присно и во веки веков! Аминь! А вот когда это наказание закончится и означенный дух снова предстанет перед нашим взором – вот тогда мы поговорим об амнистии и решим, что ему даровать – вечный покой или вечную каторжную скамью на галерах. Второго шанса не будет. Аминь!

Громыхающий голос утих, а мы все, включая дух покойного императора, находились в состоянии всеобщего обалдения. Первым пришел в себя как раз дух Петра Великого.

– Ну что же, – сказал он нам, – наверное, я должен вас поблагодарить. Ведь это вы сделали так, что Господь представил мне возможность прожить вторую жизнь и постараться исправить сделанные ошибки. А теперь я попрошу оставить меня в покое, мне надо многое передумать и многое решить. Мы с вами еще встретимся, но уже не здесь. До свиданья…

Хлоп! – и мы все вместе снова стоит перед ванной с магической водой, и подросток в этой ванне, в котором ничего не осталось от испуганного избалованного ребенка, смотрит на нас жестким взглядом взрослого, изрядно пожившего и много перенесшего мужчины.

– Я вернулся, господа, для того, чтобы начать все заново, – говорит он нам, – какое счастье снова чувствовать себя живым и здоровым!

Четыреста двадцать шестой день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

Государь Всероссийский Петр Алексеевич Романов (в обоих смыслах) на обед кушал гречневую кашу с подливкой и поджаренными кубиками мяса молодого уткозавра, по вкусу наиболее походившего на курятину. Нет, не так! Худой, субтильный с виду пацан жрал в три горла – так, что трещало за ушами. В своем неумеренном аппетите он значительно обгонял не только своих биологических сверстников Колдуна с Профессором, но также и Анастасию, Птицу и даже Кобру, которая в силу своих энергетических характеристик никогда не отличалась умеренностью в еде.

Лилия сказала, что это подселенная дедова душа подгоняет новое тело под привычные биологические характеристики. Поэтому и ужин, поданный сразу после вселения, и завтрак, и обед новоявленный обитатель императорского тела пожирал просто с волчьим аппетитом, только мясо трещало на крепких зубах. Еще за поздним ужином в кафе на танцплощадке, палочка за палочкой поглощая шашлык из того же уткозавра, Петр уже называя меня братом (то есть признав ровней), признался, что чувствует себя в теле внука как в чужом тесном кафтане, который хочется скинуть или растянуть по размеру. Отсюда и голод, как чисто подсознательное стремление ввести тело в прежние габариты. Да и силушка с выносливостью у Петра Первого были немалые, иначе как он мог много часов махать молотом в кузне или топором на судоверфи.

Кстати, о ровне. Когда после воскрешения Петра мы все вместе шли обратно на танцульки (по-Петровски «на ассамблею»), навстречу нам попался полк лилиток-уланш, возвращавшийся в пункт постоянной дислокации с ночных егерских учений. Зрелище впечатляло. Остроухие, чуть раскосые девки сверхгренадерского роста маршировали походным шагом, распевая «Не плачь, девчонка»; колыхались над строем над левым плечом стволы супермосиных, над правым – рукояти длинных кавалерийских палашей, чуть побрякивала хорошо пригнанная амуниция, мотались в ножнах на поясе штык-ножи и закрепленные на разгрузочных жилетах поверх кирас патронные подсумки с магазинами. Увидев нашу компанию, возглавляющий колонну молоденький ротмистр (капитан), из числа попавших к нам курсантов-егерей, скомандовал:

– Обожаемому командиру – троекратное «Ура»!!! Полк, равнение налево, строевым шагом марш!

И все восемь сотен лилиток, отбивая шаг, прошли мимо нас строевым, с высоты своего роста пожирая меня обожающими глазами. А у Петра, видимо, защемило в душе, когда он вспомнил, как так же, удерживая на плече тяжелые фузеи, проходили мимо него семеновцы и преображенцы. Когда уланский полк прошел мимо нас, и его строевой шаг снова сменился походным, Петр как бы ненароком спросил, сколько у меня таких солдат. Я честно ответил, что у меня есть: кавалерийский корпус в двенадцать тысяч сабель, который после спешивания превращается в хорошую пехоту, три пехотных легиона по десять тысяч штыков каждый, а также танковый полк и специальный разведывательный батальон, от которого даже черти в ужасе разбегаются во все стороны. Именно после того случая Петр перестал пренебрежительно называть князинькой Сергеем, перейдя на нейтральное «Сергей Сергеевич», а потом уже на обращение как к равному: «брат мой Сергей Сергеевич».

Далеко не каждый европейский властитель его времени мог позволить себе содержать такую армию, и в свой проигрышный Прутский поход Петр поперся с еще меньшим по численности войском. Правда, он пока не знает, что такое пулеметы и магазинные винтовки, да и артиллерия у меня не ровня местной. Мастерские «Неумолимого» наладили выпуск неплохой реплики четырехфунтовой стальной казнозарядной пушки Круппа. Плюсом этой артиллерии было то, что она могла использовать картечь, чугунные фугасные гранаты и черный порох местного производства – а значит, не зависела от поставок высокотехнологических боеприпасов. Для времен до середины девятнадцатого века включительно – это просто ужасная вундервафля. Мы еще подумаем, какие из технологий военного назначения можно будет передать всероссийскому императору Петру Алексеевичу, а какие лучше придержать, потому что из-за общей технологической отсталости он все равно не сможет воспользоваться предоставленными нами возможностями. Главное в этом деле, чтобы некоторые немирные соседи притихли, а некоторые – такие, как Крымское ханство – просто исчезли с карты мира.