Владислав Савин - Рубежи свободы

— Ты пацанов видел? — озабоченно спросил Юрка, подсев ко мне — которые, житомирский детдом.

Я кивнул. Мальчишки, на вид в возрасте от пятнадцати до семнадцати, как мне сказал пассажирский помощник, "дети совработников и милиционеров, убитых бандеровцами". Занимали целый ряд кают третьего класса на палубе Е (самой нижней). Но так как у нас не какой-нибудь там "Титаник", где "чистую" публику отделяют от нечистой, то детдомовцы бродили по всему пароходу, группами по трое-четверо — в разговоры не вступали, держались скованно, озирались по сторонам.

— Тебе ничего не напоминает? — сказал Юрка — классический же случай, чему нас учили!

Теоретически, да. Признак подготовки не теракта, а именно захвата объекта. Предварительная рекогносцировка — и обязательно группами, контроль друг за другом, чтоб никто не сорвался, не сболтнул. И минимум контакта с людьми — чтоб психологически с кем-то не зацепиться, не дрогнуть, не пожалеть в решающий момент. Если бы это были селюки бандитского вида, я бы первым озаботился принять меры — полномочия у нас были, устроить шмон на предмет оружия, с детальной проверкой документов, и для предосторожности, не выпускать подозрительную публику из кают. Но детдомовцы — может, они просто "дикие" такие, впервые в жизни выбрались на море?

— Проверим — отвечаю — после пройдем к капитану, договоримся. А пока — ну будь ты человеком, дай пообедать!

Капитан по закону, на любом корабле, царь и бог — полномочный представитель Советской Власти. И даже нам, с нашими "корочками", прежде чем что-то устраивать на вверенном ему судне, полагалось хотя бы уведомить и составить план, координируясь с экипажем.

— Ну, смотри — сказал Юрка — после обеда, сразу пойдем.

И ушел к своей итальянке. А я продолжил поглощать десерт. Ну не было в зале никаких подозрительных личностей! Если не считать таковым британского журналиста, мистера Гарднера (единственный иностранец на борту), у дальней стенки сидит, тоже лопает — но на боевика уж точно не похож! А официанты, это вроде как предмет интерьера. И видно было, что никакого оружия у них нет, и спрятать негде, и по пластике на обученных рукопашников они никак не походили, а один так вообще, в возрасте был — борода, лицом на попа похож. Ходит, прислуживает, никакой видимой угрозы не представляет. Так поначалу казалось мне.

Я сначала лицо Ани увидел, как оно исказилось — страх и ненависть одновременно. В следующую долю секунды — нож в руке этого гада, и у шеи пятилетнего Илюшки Лазарева. А еще через микросекунду меня со стула выкинуло. Слышал еще на фронте, что бывает такое, время будто замедляется — "Кот" (в миру, Саня Мельников) мне рассказывал, как фриц на него "шмайсер" наставил с трех шагов, и пули из дула медленно вылетали и как мухи двигались, глазом видны, и можно было успеть извернуться, свинцовый рой обежав, и фрицу лопаткой по шее. И у меня было похожее, уже после Победы, и сейчас — все вокруг как в стоп-кадре, один я двигаюсь, этого урода и так бы достал, он ведь спиной ко мне был, и в паре шагов всего, но он пацана мог бы порезать (и не говорите, что нож столовый, тупой — вашего сына на этом месте представьте?), так что сначала я нож у него забрал (на клинок рукой давление, противнику же одним большим пальцем надо удержать), вот не люблю я этот прием, всегда себе пальцы порежешь, но с тупым столовым прибором нефиг делать — ну а после руку ему вздернул, кисть вывернув (айкидошное "санке", кто знает), второй рукой проконтролировать успел — нет у урода спрятанного оружия, безопасен. И тут лишь время назад вернулось, вокруг шум, суета.

— Это Кук — с облегчением говорит Лазарева — Киев, сорок четвертый. Мне приговор тогда вынес.

И вдруг взрывается, и с криком "ах ты, бандеровская сволочь", пытается совершенно по-бабьи выцапать Куку глаза. А он лишь головой мотает, поскольку даже шажок сделать не может, приподнявшись на носки, иначе боль в руке просто нестерпима.

— Тревога! — командует Юрка, мгновенно врубившись в ситуацию — Репей, к капитану, объявляйте "ураган". Дед, Нукер, Тюлень — за Адмирала и семью, головой отвечаете, в каюту, и оттуда ни шагу! Аня — прекрати, эта тварь нам живой нужна. Люся (это он так Лючию называет, когда при всех), ты тоже, с Аней и детьми в каюту, и наших возьми. И девушки на тебе, обеспечь в помощь, за детьми смотреть. Мазур, Акула — с нами, сейчас этого колоть будем.

И сразу все в движение пришло — когда каждый делает, что уже обговорено. Вспышка — кто-то нас фотографирует. Англичанин, собака — Гвоздь, пленку изъять! Десяток наших, под командой троих "песцов", семейство Лазаревых окружили, и все вместе из ресторана исчезли. А мы эту бандеровскую погань взяли под руки и повели — не слишком далеко, кто знает, сколько их еще по кораблю бегает? Нашлась каюта (первый класс) капитана Кудрявцева (из пономаренковской команды, отпускник). Кука деловито прикрутили к стулу, в одних подштанниках (допрашиваемому, уверенность снижает, ну и нам для удобства работы), в морду дали пару раз (тоже не для садизма, а чтобы морально сломать). Он уже оклемался, и даже пытался хорохориться — "легко бить связанного человека, герои". Так это еще даже не начало.

— Четвертая степень — говорит Юрка — время пошло.

В иной реальности у "кровавой сталинской гебни" даже в тридцать седьмом не было регламента воздействия на подследственных. Здесь же четко расписано, когда следователю дозволена лишь первая степень (просто беседа — с теми, чья виновность еще под сомнением, могут и невиноватыми оказаться), и боже упаси превысить. Вторая, это прессинг исключительно словесный (но эффективный — как в фильме, Глеб Жеглов с карманником Кирпичем). Третья — физическое воздействие без видимых следов и не причиняющее необратимого вреда здоровью (например, здоровые зубы без наркоза сверлить) — при перевербовке объекта, как ему после сообщникам на воле объяснять увечья? Четвертая, это лишь бы допрашиваемый в процессе не помер (а останется ли он после в комплектном состоянии, со всеми конечностями, глазами, ушами и тд и тп, это не обязательно). Ну а пятая — чтоб не сдох прежде, чем все расскажет. "Эликсир правды" уже есть, еще в войну и наши, и немцы, и союзники пользовались скополамином — но, используя эту гадость, заранее не известно, клиент язык развяжет, или помрет от непереносимости. У нас же о пентотале натрия слышали все — по крайней мере, читатели шпионских романов. А Слава Князев, наш корабельный врач, достаточно хорошо учил фармакологию и разнообразные химии, чтобы набросать примерную формулу препарата и грубую схему его получения — не знаю, сколько трудов положили доверенные фармакологи Всеволода Николаевича, но к концу 1943 года пентотал в СССР появился. Но и это не панацея — нет полной гарантии, что пациент, вместо того, чтоб говорить "правду, только правду и ничего кроме", не начнет словесный понос "что угодно следователю", или просто отрубится. Также — надо ждать, когда лекарство подействует. Ну и дорогой пока что — выдают только на особо важные операции и едва ли не по ампуле, под роспись. У нас есть — но если все же не так подействует, придется долго ждать, пока клиент вернется к годной кондиции. Так что дедовские методы, они надежнее, хехе! К тому же с такой сволочью (одно лишь перечисление с кратким описанием его грехов, и не всех, а лишь нам известных, на десяток страниц тянет) и палачом быть не грех.