Александр Харников - Севастопольский вальс

Но у плацкартного вагона, тем более когда там множество студентов, свои преимущества. Песни под гитару, игра в преферанс (не мое) и в шахматы (очень даже мое) и, конечно, девушки. И первое, что я сделал, это помог одной из них водрузить ее увесистый чемодан на багажную полку. А когда оказалось, что ее полка расположена над моей, я предложил ей поменяться, на что она сразу согласилась.

Только сейчас я впервые рассмотрел ее внимательно. Точеная фигурка, лицо необыкновенной красоты, кремовая кожа и чуть раскосые глаза, высокая грудь, которой, кажется, неизвестны законы тяготения… Да, подумал я, одним все, другим ничего – зачем этой богине красоты увалень-полуякут?

Тем не менее она в знак благодарности чмокнула меня в щеку и сказала:

– Света. Света Даваева.

Несколько человек заржали, услышав фамилию, на что я обернулся и весьма внимательно на них посмотрел. Ржач сразу прекратился, а Света не слишком весело улыбнулась:

– Калмыцкая фамилия. Папа у меня калмык, мама русская. Я из Элисты.

– Александр. Саша Николаев. Из Якутска. А сейчас учусь в Военно-медицинской академии в Питере.

– А я в МГУ, на мехмате.

Мне сразу вспомнился анекдот: «Встречаются три девушки, две красивые, а третья с мехмата». Но, подумал я, Света дала бы любой из двух других сто очков форы; вряд ли в МГУ есть хоть одна красивее ее. За ней увивались почти все молодые люди в нашем вагоне, но она почему-то выбрала именно меня. И когда оказалось, что она едет в тот же курортный поселок, что и я, то каждый день вместо нашего, хорошо обустроенного пляжа при санатории, я уходил на городской, к Свете.

Через полторы недели мы с ней решили съездить в Севастополь с двухдневной автобусной экскурсией. Город поразил меня сразу и наповал – величественные бухты, серые громады военных кораблей, красоты Херсонеса Таврического, Малахов курган, панорама обороны Севастополя, Владимирский собор, Братское кладбище, диорама на Сапун-горе…

Конечно, мы не успели все посмотреть за неполные два дня, что мы провели в этом прекрасном городе. Но я твердо решил сделать все, чтобы попасть именно сюда, на Черноморский флот, если, конечно, появится такая возможность. Перед отъездом мы со Светой бросили по десятирублевой монетке в бухту с Графской пристани. Тогда же я и попросил у нее руки и сердца, на что она мне ответила:

– Саша, давай не будем загадывать. Ведь мы знаем друг друга совсем немного – лишь то время, что провели в отпуске. Давай обождем и посмотрим, что будет дальше.

И, увидев расстроенное выражение моего лица, вздохнула, погладила меня по голове и сказала:

– Милый, это не «нет», поверь мне. Это скорее «да». Только давай вернемся к этому разговору чуть позже.

Через два дня после нашей поездки я провожал ее к автобусу – она уехала к родителям в Элисту, а я остался в Крыму еще на неделю. Тогда же мы договорились, что я приеду в Москву на выходные в конце лета, после нашего скандинавского похода. Эх, до сих пор у меня стоят перед глазами ее прекрасные глаза, ее звонкий смех, ощущение ее маленькой ручки в моей грубой лапище…

И только сейчас, когда мы увидели вход в Севастопольскую бухту, я окончательно понял – Свету я больше никогда не увижу, она осталась в XXI веке, и когда она родится, меня давно уже не будет на свете, простите уж за невольный каламбур…

Природа была практически такой же, как и тогда, а вот город сильно отличался. При входе в бухту располагались те же форты, а на Корабельной стороне – казармы, в которых сегодня находится университет. Но почти все другие здания выглядели более нарядно и, наверное, величественнее, чем в XXI веке, а цветовая их гамма была более античной, что ли, бело-желтой. Я вспомнил, как нам рассказывали, что город восстанавливали дважды – после Крымской войны, и еще раз после Великой Отечественной, когда в центре оставалось ровно пять неповрежденных или почти неповрежденных зданий.

Когда мы подошли к входу в бухту, с Константиновской батареи выстрелило орудие. Наш катер лег в дрейф. Вскоре к нам подошла шлюпка. Увидев ротмистра Шеншина и прочитав его грозную бумагу, дежурный офицер почтительно приложил руку к фуражке и предложил нам двигаться к Графской пристани.

Она выглядела непривычно – рядом с ней не было памятника Затопленным кораблям, зато сами корабли были. В нашей истории у входа в Севастопольскую бухту их отправят на дно лишь три дня спустя – в ночь с 22 на 23 сентября по новому стилю. Тогда по распоряжению князя Меншикова и по приказу адмирала Корнилова были затоплены пять старых линейных корабля и два фрегата. Надеюсь, что в этой истории ничего подобного не произойдет.

А пока матросы и офицеры со стоящих в Северной бухте парусных и паровых военных кораблей глазели на «Раптор», как на восьмое чудо света. Но ни один из гребцов на шлюпке, ни дежурный офицер не лез к нам с расспросами – все-таки они были черноморцами, «птенцами гнезда Лазарева», и дисциплина у них была на высоте.

Когда мы подошли к Графской пристани – она, кстати, выглядела почти так же, как и в нашем будущем – нас встретил хмурый капитан-лейтенант, как я понял, чин из штаба флота. Поговорив о чем-то с Шеншиным и с Хулиовичем, он подошел к нам и сказал:

– Господа, мичман Иванопуло, – он показал на высокого молодого офицера, – отведет вас в казарму. Вам нужна помощь для разгрузки вашего катера?

– Господин капитан-лейтенант, разрешите обратиться, – вдруг неожиданно для самого себя произнес я. – Я курсант Военно-медицинской академии Александр Николаев. Я хирург, и если кому-то требуется оказать медицинскую помощь, то могу немедленно приступить к своим обязанностям.

Капитан-лейтенант с сомнением посмотрел на меня; видимо, он прикидывал, действительно такой юнец может выполнять хирургические операции. Потом, видимо, решившись, он сказал:

– Вот что, господин хирург. Сегодня в Морской госпиталь поступила партия солдат и офицеров, раненных в сражении при Альме. Им необходима срочная медицинская помощь, а наши врачи, работающие без отдыха уже второй день, устали.

– Все понятно, господин капитан-лейтенант. А далеко находится госпиталь?

– На другой стороне Южной бухты, южнее где-то на версту, – и он показал рукой на юго-восток. – Нестеров, Демченко, доставьте господина хирурга к госпиталю.

К тому времени из «Раптора» уже выгрузили на пристань большую часть его груза. Я заглянул в отделение для десанта и взял свой багаж – сумку с хирургическими инструментами и баул с лекарствами и перевязочными материалами. Два дюжих матроса помогли мне выбраться на пристань и схватились за сумку и баул. Но я отдал им лишь баул, а сумку перебросил через плечо. Они удивленно посмотрели на меня, но спорить со мной не стали, видимо решив, что если господин лекарь так решил, то, значит, так надо. Погрузив баул в шлюпку, они уселись за весла. Я хотел было взяться за третье весло, но один из них – по моему, Демченко – сказал: