Сергей Суханов - До и после Победы. Перелом. Часть 2

Да и в последующие несколько месяцев, пока фрицы пробовали разные методики ИК-маскировки, все было более-менее нормально — количество приборов, их долговечность, чувствительность — все эти параметры росли довольно быстро, так как мы наработали экспериментальную базу, позволившую хоть как-то управлять параметрами приборов. Еще бы — мы ведь не просто заменяли чувствительные элементы — мы накапливали статистику — изучали химический состав вышедших из строя или резко ухудшивших свои показатели элементов, состав газа в вакуумных баллонах, если это был вакуумный элемент. И повышали жесткость технологических допусков — применяли все более сухие газы, все более высокое вакуумирование, все более длительную дегазацию, чтобы детали меньше выделяли газов во время работы.

Мы в свою очередь тоже развивали тактику применения новых приборов. Так, на фронте в километр мы сосредоточивали до двадцати снайперов, до пятидесяти ИК-приборов — и с этим всевидящим оком пехота подбиралась к немецким окопам на дистанцию гранатного броска, тогда как снайперы отстреливали любую тепловую тень над брустверами, ну а САУ — высунувшиеся танки. Единственное, с чем мы не сразу разобрались — это заградительный огонь вслепую и косоприцельные амбразуры. Немецкие корректировщики навострились высовываться на мгновение, и каждый раз — на новом месте, так что они все-таки могли наблюдать нейтралку и сообщать артиллерии примерные координаты целей. Ну а косоприцельные амбразуры были просто недоступны для фронтального огня, так что немецкие пулеметчики могли внезапно обрушить фланговый огонь на наши цепи. Правда, эти цепи подбирались по пластунски, поэтому урон был невелик, но вот слитную атаку гранатами эти пулеметы сорвать могли. Ну, тут уж нам оставалось только тренировать тактическое мастерство командиров, чтобы они расставили пехотинцев таким образом, чтобы те атаковали выступы немецких позиций, в фасах которых и размещались эти амбразуры, да при приближении к немецким окопам выставлять группы огневого подавления. А против артиллерии все-таки приходилось привлекать штурмовики и давить артиллерийским и минометным огнем возможные дислокации немецких арткорректировщиков. Как бы то ни было, ИК-техника позволила нам в относительной безопасности натаскивать бойцов.

Так что постоянное совершенствование шло по всем фронтам — и в тактике применения нового оборудования, и в оборудовании. Ведь и сама поликристалличность пленок была не единственным аспектом их фоточувствительности — большую, огромную роль играл кислород. И не просто кислород, а адсорбированный на поверхности кристаллов. То есть не нормальные, химические, соединения свинца с кислородом, которые было легко получить — важен был кислород, который просочился в межзеренное пространство и "налип" на грани кристалликов. Как мне объясняли наши ученые, он создавал локальную ловушку для неосновных носителей — электронов. Прилипая к поверхности кристалла, он создавал эдакую яму с положительным потенциалом, и выбитые фотонами электроны устремлялись к таким ямам, отчего рекомбинация с дырками шла менее интенсивно, время жизни дырок увеличивалось — увеличивалась и фоточувствительность. Конечно, до определенного предела, но все-таки. Причем ученые уверяли, что важен именно поверхностный кислород, а не тот, что продиффундирует вглубь кристаллов или же вообще будет в соединении со свинцом — "Да мы проверяли — при температурах ниже жидкого кислорода диффузии нет, а пленки сенсибилизируются, значит, важен кислород, что находится на поверхности. И с оксидами свинца тоже проверяли — не они это". Ну, я им верил — не лезть же в эти дебри самому. И вот с этим поверхностным кислородом было не очень просто — его удерживали на поверхности силы Ван-дер-Ваальса, то есть связь с пленкой была довольно слабой — нагрей чуть посильнее, и полученная тепловая энергия легко оторвет кислород от кристалла — и все — плакала наша фоточувствительность. Кислород надо было беречь. А перед этим — насытить им межкристалльное пространство. Получалось немного прикольно — посыпь пленку кислородом — она и станет фотоэлементом. Вот только нашим ученым было не до смеха. Тем более что они выдвинули и другую теорию фоточувствительности — согласно ей кислород, напротив, создавал отрицательное поле, которое вытягивало из массива кристаллов дырки и отталкивало электроны. В общем, единство среди ученых наблюдалось только в том, что они считали кислород тем довеском, который и придавал фоточувствительность элементам, а вот как он это делал — тут продолжались споры. Не было единства и по части технологии изготовления этих элементов.

Сначала мы пробовали так называемый "мокрый" метод, который применяли и немцы — химическое осаждение пленок из растворов. Берутся свинцовый сахар (гидрат ацетата свинца, он же — уксуснокислый свинец), тиомочевина, едкий натрий, эти растворы смешиваются в емкости, и на ее дно, точнее — на подложку — через минуту-полторы начинает выпадать сернистый свинец. Подложку достают, промывают, и осаждают таким же образом второй слой, если надо — третий — мы доходили до шести. Потом осторожная сушка — каждого слоя или уже всего элемента, но чтобы он не прогревался свыше ста градусов, чтобы находящаяся внутри слоев вода не разорвала пленку, потом выдержать годик, пока содержание кислорода придет в равновесие — чтобы он проник между кристаллами, активировал их, и характеристики элемента пришли в норму — и - вуаля! — ИК-детектор готов! Вот это "выдержать годик" нас и не устраивало. Но тогда мы еще не знали, что если вводить другие кислородосодержащие примеси, то время стабилизации параметров существенно сокращается.

Собственно, до войны эту технологию использовали все — и американцы, и англичане, и немцы. Соответственно, всех это не устраивало, точнее, только немцы знали, что надо выдерживать элементы год, у остальных были те же проблемы с работой свежеиспеченных приборов, поэтому что англичане, что американцы серносвинцовые элементы не жаловали. И их можно было понять — были ведь и другие вещества, подходящие для работы в ИК-спектре — селениды, таллофиды — то есть элементы из сернистого таллия — в СССР их изучал Сивков еще в тридцать восьмом. Англичане работали именно по ним. Но таллофиды были очень инерционны и зависели от температуры. Только сульфид свинца обладал приемлемой температурной зависимостью и малой инерционностью, позволявшей применять его в механических сканирующих системах, а других сейчас, чтобы получить картинку, и не было — электронным лучом по элементу не поводишь, да и размер его мал — от миллиметра до сантиметра в лучшем случае — при больших размерах характеристики начинали сильно плавать по разным участкам пленки. Так что — хочешь нормальную ИК-технику — используй сернистый свинец. Но, так как "все знали", что серносвинцовые элементы пока ни у кого нормально не получались, то по ним особо и не работали — зачем тратить время на технологию, которая скорее всего не выстрелит? Те же англосаксы в этой области копошились очень неспешно, хотя я-то помнил, что именно серносвинцовые ИК-детекторы стояли на Сайдуиндере — американской ракете воздух-воздух с ИК-самонаведением. То есть им удалось достичь нормального быстродействия, а ведь это лет через десять, ну может пятнадцать, то есть технологии скорее всего ушли не так уж далеко от наших. И вот это мое "знал" заставляло меня продавливать работы по этим элементам несмотря на скепсис опытных людей. На мое счастье, у нас подобралось несколько молодых специалистов, которые, наоборот, не знали обо всех сложностях. Соответственно, в работе их ничто не тормозило, а моя уверенность в успехе, наоборот, подталкивала их к исследованиям. Знание и незнание сложились и дали результат — бывает и так.