Сергей Суханов - Становление

Одним из основных способов снятия мандража было проговаривание командирами предстоящих действий — сначала общих, потом — конкретно по людям — кто куда движется, где останавливается и стреляет — вплоть до рисования на дне окопа. И все это — словно действия уже произошли — "так, вышел — и сразу вправо наискосок к бугру — залег там и ждешь", в разных вариациях, по кругу, раз за разом, пока не прозвучит сигнал к атаке. И тогда — "Пошли-пошли-пошли! Смирнов — не зевать, Кондратьев — прими вправо, Желябов — подтяни сумку чтобы не порвать" — загрузить мозг мелочами, чтобы не думали о глобальном. А до выхода между отделениями мечется комвзвода и руководит процессом, напоминает комодам что делать, подбадривает — "Сейчас, еще положит арта три десятка — и пойдем на зачистку".

Как результат — все больше бойцов начинало проявлять осознанные акты мужества, когда подвиги совершались не под действием внезапного фактора, так удачно подействовавшего на бойца, а когда боец постоянно находился в состоянии эмоционального подъема. Именно для этого мы и разрабатывали все эти методики и приемы — чтобы каждого научить вызывать это состояние — каждый должен под руководством психолога осознать это состояние — как оно отзывается в теле конкретного человека — и затем научиться осознанно, по своей воле, нащупывать эти ощущения и таким образом приходить в это состояние.

Дополнительным фактором, который способствовал психической устойчивости бойцов и командиров, было то, что мы с февраля начали обучать их знаниям следующей ступени. Каждый солдат должен знать свой маневр — не только что делать, но и почему именно это надо делать. Поэтому, пропустив новобранца через КМБ, его тут же отправляли на двухнедельные сержантские курсы, где ему кратко давались знания о руководстве отделением во время боя. Конечно, после таких курсов новобранец был еще неспособен взять на себя руководство отделением, но он начинал понимать, почему ему отдаются именно такие приказы. А это придавало ему уверенности как в правильности понимания им своей задачи, так и в самой поставленной задаче. А, зная, что и на более высоких уровнях практикуется такая же методика, он спокойнее относился и к общей обстановке на поле боя — лейтенант не подставит по-глупому сержанта — ведь сержант знает что к чему, капитан — лейтенанта, ну и так далее, глядишь — и сам боец выживет и вернется с победой.

Медики также были включены в разработку методик по морально-психологическому воспитанию и восстановлении бойцов. Они изучали воздействие нагрузок на организм и способы их устранения, методы ускоренного отдыха — как продуктами питания, так и самовнушением, массажем, иглоукалыванием, растяжкой, специальными упражнениями — и все — на разные случаи жизни. Это потом пригодилось нам и в профессиональном спорте, пока он не стал работать в других странах на препаратах. Но к тому моменту мы уже нащупали способы максимизации физических сил без применения медикаментозных препаратов, то есть практически без последствий — ну или как раз применяли препараты для реабилитации после чрезмерных нагрузок — это-то было не запрещено.

Все это отражалось и на гражданском обществе. Мы постоянно проводили мысль, что если человек не видит за собой прегрешений, а его без объяснений пытаются арестовать, то норма поведения в такой ситуации — это оказать максимальное сопротивление — попытка ареста означает, что человеку хотят навредить враги- и неважно, что они пытаются выдать себя за своих — это еще хуже. Так я пытался сделать обществу прививку от произвольных арестов — те, кто арестовывает, должны знать, что наши люди окажут сопротивление — таким сопротивлением они если и не помогут себе, то помогут другим — и примером для них, и примером для арестующих — те будут понимать, что тезисы о сопротивлении — это не слова, а руководство к действию. Тут, конечно, мы подкладывали свинью и себе — человек ведь будет сопротивляться и нам. Но тут остается уповать на то, что мы не ошиблись и арестуемый действительно виноват, поэтому его возможная гибель при сопротивлении окажется законно обоснованной.

Вообще, норма — если кто-то наезжает на человека — тот вправе отвечать максимально неадекватно. А не надо было наезжать, а уж наехал — будь готов получить по-полной. Именно такой принцип мы исповедовали в отношении к фашистам. Конечно, в мирной жизни степень ответки можно наращивать и постепенно. Сначала, после начала наезда, если нет непосредственной опасности, можно сказать, что это не нравится, и попросить прекратить так делать — и уже если он не прислушался — тут уж не взыщи. Все чаще суды оправдывали человека в случаях, если в ответ на оскорбления он избил того, кто оскорблял. А оскорблявшего приговаривал к штрафу — за агрессивное действие путем оскорбления или распространения заведомо порочащих слухов. Непорочащие слухи — это подкрепленные — это уже сопротивление неправильным действиям, и то — если человек после предупреждения их прекратил, то его не надо за это преследовать, если не был нанесен материальный или моральный урон — например, если он оболгал и ложь распространилась, то урон уже нанесен — и можно врезать — акт словесной агрессии уже непоправимо состоялся. Ведь оценка морального ущерба субъективна — разные люди по-разному реагируют, для них разные уровни оценки ущерба — один спокойно относится к тому, что его обзовут дураком, а другой — болезненно. И только пострадавший может оценить адекватность ответного наказания.

Несмотря на все эти успехи, к моему сожалению, мы очень отставали в разработке методик от реалий жизни. Так, только к маю сорок второго нами были более-менее проработаны вопросы индивидуальной подготовки бойцов и командиров, и только сейчас приступили к разработкам для малых групп — то же понятие сплоченности воинского коллектива было для нас сплошным туманом. Так-то, на обывательском уровне, оно было понятно. Но как измерить уровень сплоченности, как ее повысить, как отслеживать динамику — этими вопросами еще предстояло заниматься. Когда займемся большими — уровня батальона и выше — коллективами, сказать было пока трудно — все шло гораздо медленнее, чем я бы хотел. И ускорить работы уже не получалось — слишком много было взаимосвязей, и тупое наращивание количества работников психологической службы ни к чему не приведет — просто возрастут накладные расходы на координацию — это мы уже проходили и пока от такой практики отказались — просто не нашли пока способа, как уменьшить эти расходы. Но все-равно, в этом направлении мы были впереди всех остальных соперников и союзников.

Как бы то ни было, в результате всех этих мероприятий за первые три месяца дезертирство рядовых снизилось с восьми до двух человек на сотню в неделю, а за первый год — до двух, но уже на тысячу.