Сергей Суханов - Становление

Немцы еще только начали переходить к сплошной многополосной обороне (в моей истории это случилось только летом 4Зго), и сейчас против нас все еще применяли очаговую оборону в одну цепь. Поэтому в атаках мы не делали больших резервов и многоэшелонных порядков наступающей части — почти вся наступающая часть — полк, батальон — шла в первом эшелоне, в резерве оставалось не более 10 % — для блокирования контратак. Вот части вторых эшелонов — полки и батальоны — те уже шли колоннами в образовавшийся прорыв. Прорывом и развитием занимались разные части со своими командирами. Этим мы конечно отходили от принятой тактики, которая в уставах прописывала, что надо эшелонировать буквально все — вплоть до взводов. Нет у взвода той ударной силы, которую имело бы смысл эшелонировать. Если против него отделение — это еще куда ни шло, да и то проще окружить и расстрелять с разных сторон. А уж при наступлении на окопы — у противника всяко будет не меньше взвода — его забить — и прорывать будет больше нечего, а если есть чего — то надо наваливаться скопом (но не толпой) — с взаимной поддержкой — пока одни перебежками приближаются к противнику, другие — рядом — стреляют по нему. А потом наоборот — тут главное чтобы плотность стволов была максимальна, чтобы отдельные горячие головы не пересекали сектора стрельбы соседей — много нюансов. В задние линии мы ставили старичков — они могли определить момент когда впереди лежащие собираются вскочить для перебежек и вовремя прекратить огонь, чтобы не подстрелить своих. Всегда стреляло два, а бежало одно отделение. Комвзвода конечно мог синхронизировать их действия, но не зря же пехоту гоняли до посинения — "десять шагов пробежка, полминуты стрельбы" — это въелось в подошвы их сапог вместе с песком и грязью, что они намесили на полигонах. Центрами синхронизации были сержанты — они подавали команды своим непосредственным подчиненным и следили за порядком перебежек между отделениями — надо не просто чередовать, но чередовать с умом, потому как повторяющийся узор перемещений фрицы разгадают на раз и будут подлавливать вскакивающие отделения сосредоточенным огнем. По-крайней мере, мы бы так и делали. А так — при пробежке или перед ней бойцы успевали засечь источники стрельбы спереди и немного по бокам у соседей и, в очередной раз плюхнувшись на землю, начинали садить редкими злыми очередями — не убить, так подавить — чтобы не стрелял по товарищам. перебегающим сейчас справа или слева. Передние бойцы стреляли по бокам, чтобы не зацепить перебегающих соседей, задние — вперед над головами — чтобы не стреляли уже по нашим. При подходе к ложбинкам и прочим укромным местам туда посылали навесом несколько ручных или мортирных гранат — фланкирующий или кинжальный огонь из до времени молчащих пулеметов никто не любил. За этим следил сержант и опытные бойцы. И за сто-двести метров, когда становился высок риск словить внезапный фланкирующий пулеметный огонь из амбразур, недоступных с фронта, все сливались с землей и становились травой "переползи-поле".

Командирам наступающих рот придавались наблюдатели от артиллеристов и летунов, что позволяло оперативно поддерживать части непосредственного контакта с противником. Мы отказались от схемы, когда ударные силы — артиллерия, авиация — подчинялись старшим командирам наступавших частей — пока сообщение пройдет от командира роты или батальона к его вышестоящему командиру, а от него — к командиру приданной ему ударной техники, а от него — соответственно до исполнителей — пройдет минут десять, и еще пять-десять — чтобы эта техника начала работать по затребованной цели — пока подлетят, или переставят прицелы и пристреляются. За это время может измениться очень много чего. А так — команда поступала непосредственно от наблюдается в поддерживающее огневое подразделение, и до начала огневой поддержки проходило только пять-десять минут — от времени на подготовку уже никуда не деться, хотя пытались сократить и его — повесить недалеко от поля боя штурмовики, или пристрелять артиллерию по ограниченным квадратам, или она постоянно "сопровождала" прицелом поддерживаемые части — и время начала огневой поддержки сокращалось чуть ли не до минуты. Но это — при условии подготовленного наступления и отсутствии сильного истребительного сопротивления противника. Командир наступающей части, конечно, должен был хорошо соображать в применимости приданных ему сил огневой поддержки — садить по одиночному пулемету всей батареей — не самый лучший вариант действий, хотя бывало и такое, в то время как его вполне можно было если не уничтожить, то подавить пятком стрелков — главное ведь подобраться — а там можно и гранатами закидать или тупо расстрелять огнем с разных направлений — со всех сторон не убережешься, где-то да подставишься, да и не будет немец ждать пока его возьмут в клещи — начнет отходить — тут его и подловят, ну или по-крайней мере — он не будет какое-то время по нам стрелять — тоже хлеб. Но постепенно командиры учились, да и наблюдатели были не простыми передатчиками команд — тоже давали советы. Танки поддержки тоже вносили весомую лепту в уничтожении огневых точек. Иногда они засекали эти точки сами, иногда ориентировались по выстрелам сигнальных ракет поддерживаемой ими пехоты — эти имели лучше обзор и могли быстрее увидеть новую цель. Иногда, когда пушка смотрела в нужном направлении, снаряд попадал в цель сразу после выстрела ракеты и еще до того, как она долетит непосредственно до цели — пока она летит, наводчик успевал прицелиться и выстрелить. Пехоте такое нравилось — складывалось ощущение, что это их выстрел разнес очередное пулеметное гнездо. Такие сдвоенные выстрелы они называли "мухобойными" и при этом дико ржали. Еще бы не ржать — завалили фрица, а сами живы. Понимаю и поддерживаю.

Каждый батальон помимо собственной радиосети включался в радиосеть ПВО, разведки, штаба — для этого выделялись отдельные радиостанции, которые постоянно прослушивали эфир на частотах этих сетей и по которым передавались сообщения в эти сети.

Немцы же нашли несколько способов противодействия нашим глушилкам. Теперь с каждой ротой в атаке бежало по три связиста с катушками за спиной. Протянувшиеся через поле провода позволяли некоторое время координировать действия пехоты, артиллерии и самолетов — целеуказания быстро обрабатывались и уже через минуту после обнаружения нашей огневой точки на нее начинали сыпаться снаряды. Радиосвязь с пикировщиками мы надежно глушили, но немцы начали скакать с канала на канал, отдавая краткие команды — часто они успевали проскочить до того, как наши операторы станций подавления нащупают новый канал и включат его подавление. Пленные летчики рассказывали, что штабные разбивали каждый километр на квадраты со стороной сто метров, а летчикам выдавали карты привязки, так что было достаточно получить только две цифры — номер километра и номер квадрата, найти их на карте и уже по месту обнаружить цель. Но это положение также длилось недолго — уже через неделю первоочередными целями снайперов стали связисты с катушками и те, кто оставались вдоль линии для починки разрывов проводов. Проблему коротких сообщений мы вообще решили в лоб — просто увеличили количество станций глушения, так что теперь один оператор отвечал за узкие полосы частот и поэтому быстро обнаруживал и глушил передачи. Потом вообще стали тупо не выключать глушилки — просто водили ими по своим диапазонам взад-вперед, так что даже на передачу двух цифр немцам требовалось четыре-пять раз их повторить, но к тому времени обстановка уже менялась — либо самолет уходил в другую точку, из которой было долго возвращаться, либо наша огневая точка меняла позицию.