Александр Прозоров - Князь. Война магов: Повелитель снов. Всадники Ночи. Война магов

– Хочешь, Иван Юрьевич, местами поменяемся?

– Все в руках Божьих. Може, когда и поменяемся. Но для сего тебе искренность показать в покаянии своем надобно, на вопросы все ответить по чести, с прилежанием. Тогда, может статься, не голову тебе государь отсечь повелит, а для вразумления и усмирения буйного нрава в монастырь сошлет. Изгнание тебя, вишь, не успокоило… – Дьяк вздохнул, отошел ко столу, хлопнул ладонью по доскам: – Отчего не уехал?! Отчего смуту затеваешь?!

– Какая смута? Сидел тихонько на постоялом дворе, носа наружу не казал.

– Изрядно к тебе вопросов у меня будет, Андрей Васильевич, ох, изрядно…

Усевшись на лавку, боярин поднял верхний лист из толстой пачки серой и волнистой – словно подмоченной, но потом высохшей – бумаги, отодвинул от себя на вытянутую руку, закачал головой:

– Тяжко тебе придется, княже, тяжко, с такими-то наветами от плахи откреститься. Ну сказывай, как додумался измену государю учинить?

– Ну, Иван Юрьевич, если по порядку, то дело было так. Приехал я в Москву и увидел, что бояре думские, князья знатные, дьяки и подьячие и инже многие царедворцы подарков от татарских ханов получают немерено, просто не счесть. Жируют на тех подарках, веселятся, а народ простой русский тем временем под саблями татарскими гибнет. Попытался я московскую знать на войну поднять против недруга – да все предатели, что на подарки татарские купились, накинулись на меня скопом и стали доказывать, что воевать с бандитами никак нельзя. Много вранья наговорили, много глупостей. Вроде и слова правильные: о жалости к тем, кто умереть может, о недопущении кровопролития. Да все эти слова с извращением каким-то получаются. Русских, значит, убивать можно, сколько хочется. А защищаться русским – нельзя. Потому как негуманно.

– Все ерничаешь, – поморщился дьяк. – Шутки шутишь. Думаешь, доказательства супротив тебя никакого нет. Ан есть. Добрый друг и преданный слуга государя нашего, казанский хан Шиг-Алей жалуется, что ты и други твои извести его грозились до смерти, до престола не допустить, о чем ты с воровскими людишками сговаривался. И есть тому подтверждение холопьев и мурз его. Мурза же Довлат, что в корчме обедал, доподлинно слышал, как ты с лазутчиком султана османского сговаривался царя московского с царством Казанским вконец рассорить, войну меж ними учинить. Слышал он, как сказывал тебе лазутчик, что султан османский, желая Казань и Москву рассорить, уже не един пуд золота в подкуп мурз казанских вложил, не раз племена ногайские посылал, дабы ханов, сторонников своих, поддержать, мулл своих в мечети казанские насаждает, сплетни запускает о русской подлости. И ставленники его так же Москву врагом своим называют, виновником бед всяких. Но плохо дело османское движется, ибо люди к русской стороне куда охотнее склоняются, нежели к милостивой Великой Порте. На что ты, князь Сакульский, отвечал, что желаешь войну кровавую затеять, дабы вражда меж Казанью и Москвой неодолимой стала, и кровь страшная обе страны тем самым навеки раздружила. И что заради того ты поперва государя Иоанна Васильевича к войне неоднократно склонял, а когда он планы твои злобные разгадал – порешил сам, своею волей войну сию начать. А как война начнется, ее уж не погасить будет, рассорятся Русь и Казанское ханство, врагами станут и тем султану османскому немалую радость доставят.

– Это же наглое вранье!

– Слова сии подтвердить изрядное число земских людей может, кои прибытие к тебе многих человек видели. Видом и татарским, и русским, а многие и сами подданными казанского хана назывались, – взмахнул другим листком Иван Кошкин. – Да сказывали открыто, что воевать со своим ханом собираются. Государь словам сим верит, ибо и сам от тебя призывы к ссоре кровавой с Казанью слышал. А ссора сия токмо султану и в радость. Пуще смерти он союза Москвы и Казани опасается. Про сию измену с тебя главный спрос. Однако же и иных изветов супротив тебя подано предостаточно. Вот жалоба от купца Корякина из Корелы, купца Тишина, а также еще семи черных людей низкого сословия о том, что ты колдовским образом детей их к крепостным своим девкам приворожил, и все они дома бросили да к тебе в княжество уехали. Донос о том, как ты колдовским образом золото приманивал, а опосля в странах заката на рабов выменивал и на землю русскую иноверцев сажал, как мертвецов из могил поднимал, дабы они тебе землю рыли. Как крепостных чужих с порубежья увел, как тайну пути северного англичанам за двести гульденов продал. Ага, а вот прошение к митрополиту от колдовства твоего оборонить. Брата государева, Владимира Андреевича, ты, знамо, извести пытался, чары накладывал, порчу напускал, отчего тот бежать с подворья своего был принужден и ныне в Москве скрывается. А ты, Андрей Васильевич, и сюда вслед за ним приехал и чародействовать продолжаешь. Не любишь ты землю русскую, не любишь. Изничтожить ее желаешь. Странно, что про измену твою в пользу короля польского никто не написал. Это дело на всех завсегда пишут. А на тебя отчего-то нет. Хотя и без того на три смертных казни изветов набирается.

– Это… Это все вранье!

Настроение Андрея сильно испортилось, если не сказать более. События, события, события… Все вроде похоже. Но как же их сумели так извернуть?

– Поклеп, сказываешь, на тебя наводят, напраслину? – Боярин провел пальцем по краю бумажной стопки, приподнял, прочел наугад один из доносов: – «Кудесничеством подлым сыновей моих старшего и младшего обольстил…». Ну так ответь, переезжали к тебе на землю парни многие из Корелы?

– Любовь зла, Иван Юрьевич. Разве я виноват, что они в девок влюбились, которых я на торг привез?

– А золото было?

– Клад нашел, повезло.

– К схизматикам в страны закатные ездил?

– Людей не было в княжестве. А на Руси не купить. Откуда тут рабы? Да еще многие сотни? Вот и поехал.

– За двести гульденов северный путь продал?

– Это я англичанину заплатил, капитану, за то, что он каракку в Холмогоры привел. Кто еще это сделать мог? Нет у меня в холопах умелых капитанов!

– А чтобы англичанину не платить, ты его на постоялом дворе и зарезал.

Зверев замолк, переваривая услышанное. Теперь получалось, что он еще и в убийстве виноват? Отпусти – измена, раз тайный путь выдал. Не отпусти – душегуб.

– Я тебе, Андрей Васильевич, добра желаю, – выйдя из-за стола, склонился над ним дьяк Кошкин. – Ты боярина Лисьина сын, друга моего давнего, и мне завсегда нравился, помог в делах моих немало. Я тебя, побратим, не погубить, я тебя спасти от дыбы и казни позорной пытаюсь. Признайся во всем, княже. Покайся, расскажи в подробностях, зачинщиков, советчиков укажи, что мысли ядовитые тебе в душу вложили, что надоумили к султану перекинуться, золото у него получать, измены супротив отчины придумывать да творить. Откель взялись, когда, где прячутся, под чьей личиной дела черные творят? В колдовстве черном покайся, исповедуйся, к вере православной обратись. Отрекись от Диявола, душу свою бессмертную спаси. Разумеешь ли ты меня, Андрей Васильевич? А, друже?