Георгий Савицкий - Позывной «Волкодав». Огонь Сталинграда [litres]

Центральный железнодорожный вокзал находился на острие главного удара гитлеровцев. Но вся широкая улица Коммунистическая была завалена трупами в серой униформе «фельдграу». Словно баррикады застыли обгорелые остовы приземистых немецких штурмовых орудий, угловатых танков, вытянутых полугусеничных бронетранспортеров. Три советских бронированных монстра «Клим Ворошилов-1» из 133-й танковой бригады переколотили почти половину танкового полка Вермахта!

А немецкую пехоту покрошили с фланга пулеметы бронированных грузовиков мотоманевренной группы лейтенанта Ракитина. Особенно «постарался» крупнокалиберный ДШК. Услыхав рев этой скорострельной машины смерти, уцелевшие пехотинцы Вермахта в панике бежали – тульское оружие сломило легендарную прусскую стойкость.

Ожесточенные уличные бои, доходящие порой до яростных рукопашных схваток, шли уже буквально по всему Сталинграду. Но уже 15 и 16 сентября советские войска нанесли мощный контрудар. В этом ударе центральный железнодорожный вокзал Сталинград-1 использовался, как своеобразный плацдарм. От него и «гвоздильного завода» атака советских войск смела гитлеровцев в центре города и на набережной Волги. Мамаев курган тоже остался за нами, теперь артиллерийские корректировщики на склонах господствующей высоты смогли точно наводить удары краснозвездных бомбардировщиков и штурмовиков, мощных гаубиц и реактивных «Катюш» с левого берега великой русской реки.

Но все же Дзержинский, или, как его называли военные, «Заполотновский», район за полотном железной дороги оставался в руках гитлеровцев. К концу сентября активность боевых действий заметно упала, по сравнению с августом и сентябрем, но война все равно тлела на изувеченных улицах полуразрушенного города Сталина.

Между тем осень прочно вступила в свои права. Дождей здесь было немного, сказывался сухой, резко континентальный климат. Но похолодало довольно резко. Злой колючий ветер тоже не давал покоя.

Бойцы мотоманевренной группы лейтенанта Ракитина не бедствовали. Они устроились в подвале старого и крепкого купеческого особняка, построенного еще когда Сталинград назывался Царицыном. В сам дом попал немецкий снаряд, обрушив и крышу, и стены, а вот довольно просторный и глубокий подвал устоял. Солдаты приладили дверь, сколоченную из снарядных ящиков, внутри снесли кой-какую уцелевшую мебель из окрестных разбитых домов, сколотили из тех же снарядных ящиков и подручных материалов двухъярусные дощатые нары. Фронтовой народ вообще во все времена отличался способностью быстро обустраиваться на новом месте.

Виктор вспомнил о том дне, когда он вместе с оставшимися людьми вырвался из адской огненной круговерти. Тогда старший майор Воронин, его непосредственное начальство, распорядился – все рапорта потом, сначала – баня! Опытный командир, он понимал, что людей надо беречь.

Ее устроили на берегу Волги в таком же подвале разбитого дома. Натоплено здесь было – будь здоров! Какое же это было наслаждение: соскрести с себя грязь и пороховую гарь, попариться, похлестать себя и сослуживцев бережно заготовленными березовыми вениками! Радость солдатская – хоть на миг забыть о жестокой войне…

После бани солдатам выдали новое обмундирование, чистое белье. Комплект одежды дополняли серые и колючие канадские свитера грубой вязки. Уже существенно похолодало, так что помощь союзников пришлась как нельзя кстати.

Распаренные бойцы вернулись к себе в подвал, который они прозвали «Ночлежкой одиноких чекистов». А там и время обеда подошло. Котелок дымящихся щей с мясом, на второе – наваристая гречневая каша с американской «ленд-лизовской» тушенкой, копченое сало, лук, черный хлеб. Кстати, лук и чеснок, как и нарезанный ломтями черный хлеб, повара выдавали без ограничений. Лук и чеснок были естественным средством профилактики от простуды, которая грозила с наступлением холодов. Также каждому полагалось по сто граммов спирта и стакан чая с кусковым сахаром.

Раз в несколько дней всем, без исключения, военным выдавали витаминные таблетки и противный, но необходимый рыбий жир. Нужно было восполнять энергию, которая почти ежедневно тратилась в боях. Этот процесс был поставлен на строгую научную основу. Не зря в Красной Армии был самый высокий процент возвращенных в строй бойцов.

Даже в самый разгар боев советское командование не забывало о снабжении войск. Паек не урезали, каждый день кормили горячим, вовремя меняли одежду и белье красноармейцам, устраивали банные дни. И это все – в страшнейшей мясорубке Сталинградской битвы! Можно только представить, каких трудов это стоило службе тыла. А служба кашевара так вообще – тяжелее, чем у многих. Еще до зари нужно встать, наколоть дров для полевой кухни, приготовить завтрак на целую роту или батальон, помыть и почистить огромные казаны, а там уже и время к обеду подходит, и снова – дрова и готовка, а потом все убрать-помыть, а потом – еще и ужин приготовить. И всем все по нормам выдать!.. А чуть какая оплошность – военная прокуратура тут как тут: нарушаем-обвешиваем, по штрафной роте соскучились, сукины дети?! Словом, и в службе тыла тоже – не мед.

В один из дней, когда лейтенант Ракитин занимался с пополнением, объявили общее построение. Вперед перед рядами бойцов НКВД вышла женщина средних лет с петлицами майора медицинской службы.

– Товарищи красноармейцы! Сейчас вы все организованно пройдете на полковой медпункт, где вам будут сделаны прививки. Это нестрашно, если кто боится уколов – не переживайте. Процедура выглядит, как обычная царапина.

Виктор, стоя в строю, улыбнулся краешком губ. Он прекрасно знал, что многие мужественные бойцы готовы скорее броситься с гранатой под вражеский танк или схлестнуться с эсэсовцами в рукопашной схватке, чем идти на прием к врачу, переносить уколы или того хуже – вырвать больной зуб. Ничего так не пугает закаленного в боях воина, как вид белого халата и сверкающего никеля и хрома медицинских инструментов.

Докторша-майор не обманула, процедура действительно выглядела довольно безобидно. Медсестра в марлевой полумаске и перчатках протерла предплечье Виктора ваткой со спиртом, а потом царапнула по коже медицинской иглой и прикрыла царапину легкой бинтовой повязкой с ватным тампоном.

– Все, можете идти. Ранку не мочить сутки, спиртное не употреблять, а то возможны осложнения. Будет легкое покраснение, но вскоре все пройдет.

Так «царапали» почти что всех солдат, а другим делали укол шприцами. Большинство солдат вопросов не задавало, все были приучены выполнять приказы, тем более, фронтовой народ медработников побаивался. Стерильно-чистые, в белых халатах и марлевых повязках, врачи и медсестры в развалинах Сталинграда казались чуть ли не инопланетянами.