Александр Калмыков - Жаркий декабрь

Проводив генерала, Генрих в задумчивости прошелся по окраине городка, осматривая оборонительные сооружения – окопы, дзоты, а на заболоченной северной окраине, где копать траншеи было нежелательно, ограждения из бревен с земляными валами. Почти все укрепления закончены. Еще буквально полдня, и все намеченные работы будут выполнены, об этом беспокоиться не стоит. А вот кто будет держать оборону, вопрос риторический. Еще недавно оставалась призрачная надежда на французские дивизии, но на восточный фронт их прибыло слишком мало, а после того, как англичане вдруг зашевелились, подкреплений и вовсе ждать не стоило. Так что, если честно, от прочной обороны не будет никакого толку. Русские просто обойдут город с флангов, отрежут от своих, и все, можно сдаваться в плен. Помощь не придет, ведь резервов у армии не осталось.

Тяжело вздохнув, Лютце все же еще некоторое время понаблюдал, как особое подразделение , состоящее из солдат, осужденных за трусость, вело оборонительные работы. Надо признать, идея привлекать предателей к труду, вместо того чтобы их казнить, весьма здравая. Ну зачем же сразу расстреливать изменников родины, если они еще могут принести пользу? Конечно, речь идет только о рядовом составе, с командиров спрос намного больше.

Вдруг все зеки по команде побросали инструменты и вылезли из траншеи. Все правильно, ровно пять часов. Присматривать за дисциплиной у штрафников Лютце поручил своему испытанному фельдфебелю Бонке, и тот выполнял свои обязанности строго, не давая подчиненным ни одной секунды отдыха сверх положенного. До семнадцати ноль-ноль они даже минутного перекура не могли устроить.

Собравшись в колонну, отряд штрафников, сопровождаемый несколькими конвойными, уныло проследовал мимо Лютце к казарме. Зрелище, которое они собой представляли, было весьма неприглядное. Понурые взгляды, ссутулившиеся плечи, дрожащие руки. Они не шли строем, а брели, как стадо заключенных, которыми в общем-то и являлись, под презрительными взглядами местных жителей. Если экипировка у солдат батальона Лютце оставляла желать лучшего, то эти и вовсе выглядели, как бродяги самого низшего пошиба. На ногах соломенные боты, на головы накинуты старые одеяла, руки в порванных перчатках обморожены и покрыты волдырями. Новые перчатки штрафникам Лютце принципиально не выдавал. Не от жадности, нет, просто это входит в наказание. А то получается, предатели, испугавшиеся идти в бой, слишком легко отделались, оказавшись в безопасном тылу.

Один из солдат, не имевший рукавиц, безуспешно растирал покрасневшие ладони и тщетно дул на пальцы, пытаясь их отогреть. Он был настолько жалок, что пожилая русская женщина, проходившая мимо немцев, не выдержала и украдкой сунула ему пару вязаных варежек.

Лютце нахмурился, но конвоир уже заметил нарушение порядка и резким криком остановил колонну. Бонке мгновенно оказался на месте происшествия и, быстро разобравшись, приказал нарушителю выйти из строя. Неторопливо вытащив пистолет, фельдфебель пролаял обвинение, и тут же на месте застрелил виновного, упавшего прямо у ног сострадательной старушки [33] Реальный случай. .

Ладно, надо все-таки сходить на склад. У майора на миг шевельнулась надежда, что если не оружие и боеприпасы, то хотя бы амуниция и продовольствие там найдутся. Но оглядев ценные грузы, предназначенные для окруженцев, Генрих только грустно рассмеялся. Как там генерал сказал, для окруженных войск мы приготовили все необходимое? Да уж, действительно всё! Листовки, плакаты, ящики презервативов, шнурки для ботинок, защитные пакеты для гранат. Продукты тоже имелись, но вызвали лишь горькую ухмылку майора – весь ассортимент состоял из леденцов и нескольких тонн специй. Осматривая склад, Лютце потихоньку зверел и уже искал глазами, кого бы пристрелить. Увы, но виновные в этом бардаке находились далеко в тылу, и их не достать.

Но, может быть, тут хотя бы есть теплые вещи? О, лучше бы он не спрашивал! Когда кладовщик подвел его к стеллажам с вещами, майор тихонько заматерился, причем сразу на нескольких языках.

Одежды, правда, было много. Под угрозой лишения продовольственных карточек жители германских городов охотно сдавали теплые вещи для своей армии, но… только те, что не нужны ни им, ни тем более солдатам. Причем мужская одежда по пути к фронту куда-то исчезала, и почти все вещи, дошедшие до передовой, были женскими: элегантные дамские перчатки и пальто, чепчики с длинными лентами, меховые муфты, вязаные кофты, желтые пуловеры, разноцветные шали, розовые носки, белые полусапожки. Ах, нет, вот попались и мужские вещи – домашние тапочки и туфли. Единственное, более-менее приличное, что нашлось, это английское обмундирование, конфискованное у военнопленных. Вот только для русской зимы оно явно не годилось.

Валентина Козлова. Бологое

Казалось, все так хорошо устроилось – Аня Жмыхова помогла разыскать эшелоны отцовского полка, а комбат, хоть и прочитал нотацию, разрешил Вале остаться в медвзводе. Но едва только все наладилось и Козлову официально оформили в часть, как в вагон медичек заглянул начштаба полка, и после краткого, но жесткого разговора на повышенных тонах Вале пришлось остаться на перроне.

Подавленная пережитой неудачей, Козлова рассеянно брела по станции, изредка останавливаясь, чтобы предъявить документы патрулям, и размышляя, как быть дальше. Жмыхова уже уехала, а больше ждать помощи не от кого. Трудно сказать, на какую авантюру она пустилась бы на этот раз, чтобы попасть на фронт, если бы случайно не заметила на станционном междупутье одинокий состав. На тормозной площадке головного вагона стоял парнишка явно непризывного возраста, от силы лет шестнадцати, но в полной военной форме и с винтовкой за плечами.

Задумавшись, почему в военизированную службу берут таких молокососов, Валя остановилась и с легкой завистью спросила солдатика:

– Вы с этого поезда, да?

– Ага, – важно кивнул парнишка, – старший кондуктор. А вы что ищете?

– Я от своего эшелона отстала. Мне бы догнать его.

– Пассажиров и «зайцев» не берем, – с сожалением развел руки юный кондуктор. – У нас с этим строго. Обратитесь к коменданту станции, он поможет.

Ну конечно, диспетчер отправит телеграмму на следующую станцию с запросом, а ему ответят, что такая-то из рядов РККА уволена и на фронте её не ждут. Эх, если бы Аня осталась здесь, она со своими полномочиями добилась бы чего угодно, хоть целый вагон могла бы потребовать. Но Жмыхова вернулась в Москву с первым же попутным поездом.

Убедившись, что опять не вышло, Валя от бессильной злости чуть не заплакала, лишь присутствие ровесника удержало ее от слез. Но тут снова вмешался счастливый случай. Стоявшие у паровоза женщина в промасленном ватнике и пожилой железнодорожник, до сих пор спокойно беседовавшие, вдруг начали повышать голос, так что их стало хорошо слышно: