Александр Калмыков - Жаркий декабрь

Мне же следовало снова официально принимать роту. Оба взвода я уже успел осмотреть, проверив вооружение и настроение бойцов. Командирский вагон проверю в пути. Однако, помимо трех теплушек, у нашей роты имелся еще целый вагон с ротным хозяйством. Половину его занимали стойла с лошадьми, верховыми и обозными, и там же обитали повозочные. Ладно, список имущества прошерстю позже, а сейчас лучше подумаю, что мне делать с Аней? Поругать еще немножко или расцеловать? Впрочем, совершенно ясно, что сделать следует и то, и другое, но вот как её заставить вернуться в Москву?

Пока я раздумывал, из стоящего рядом поезда грянул дружный хор солдатских голосов в сопровождении гармони, и я невольно заслушался. Песня была хорошо знакомая и в то же время непривычная:

Несмотря на то что её написали только в прошлом году, песня успела обрести множество вариантов и получить новые куплеты. Ведь слова обычно запоминались на слух, часто с ошибками, и потому текст новомодного шлягера быстро мутировал. К тому же каждый, обладающий даром стихотворчества, считал своим долгом добавить что-нибудь от себя. Вот и сейчас, едва повествование дошло до схватки англичан с французами, бойцы запели вразнобой. Спор перешел в ругань, и еще немного, дело могло бы дойти до драки.

Ситуацию спасла находчивая Жмыхова. Достав удостоверение сотрудника ГБ, она ринулась наводить порядок. Взводный сержант, не уследивший за своими солдатами, виновато откозырял ей.

– Товарищ лейтенант госбезопасности, не знаем, как правильно петь. Вроде англичане наши союзники, а французики под немцами. А с другой стороны, зачем британцы их бомбили? Нехорошо как-то. Вот у нас и спор вышел. Одни бойцы считают, что в песне победили французы, а другие настаивают, что англичане. Как быть?

Ну, тут нашим певцам повезло, они наткнулись на специалиста:

– Я училась в институте литературы и истории, – бойко протараторила Аня, – так что смогу рассудить вас. Там на литературном кружке нам рассказывали про современную поэзию, в том числе и про эту песню. Её сочинил в прошлом году девятиклассник ленинградской школы Паша Гандельман. Так вот, в первоначальном варианте победили англичане, поэтому рекомендую вам придерживаться авторского текста.

Пока девушка читала лекцию о поэзии, ко мне подкрался политрук Михеев и начал тихонько нудить:

– Товарищ старший лейтенант, я знаю, что не только некоторые командиры, но даже и комиссары обзаводятся полевыми женами. Но в вверенном мне подразделении, за моральным обликом которого я обязан следить, подобного разврата не допущу!

– Эх, Михеев, – досадливо вздохнул я. – Не о том ты думаешь. Лучше посоветуй, как уговорить Аню вернуться.

– А она в нашем полку числится, как, например, ваш ординарец?

– Увы, – развел я руками. – Тогда все было бы просто.

– Значит, приказать ей вы не имеете права, – огорченно поджал губы политрук. – Только уговорить.

Тоже мне совет. Кстати, инцидент с песней мне кое-что напомнил и, вырвав из блокнота, куда я записывал стихи из будущего, один листок, я вручил его нашему политруку.

Прочитав текст, замполитрука презрительно поморщился:

– Это что за ерунда такая, тащ старший лейтенант?

– Песня, – как можно более бесстрастно пояснил я. – Будешь разучивать с бойцами и проверишь, чтобы все хорошенько выучили слова.

Михеев, совершенно не знакомый с современной мне эстрадой, на миг лишился дара речи.

– Товарищ командир, может, лучше про «поезд чух-чух», или, как его, Винни-Пуха?

Но я был настроен серьезно, и нелюбовь Михеева к популярной музыке проигнорировал.

– Политрук, это боевой приказ. Учите, и учите хорошенько.

Тон Михеева стал просто жалобным:

– Ну, можно хотя бы мы будем петь не во весь голос?

Ну уж это я, так и быть, разрешил. Но с Аней все-таки действительно нужно что-то делать. Конечно, нечестно отправлять свою пассию в тыл, когда другие девушки служат на фронте. Но, во-первых, она действительно ценнейший специалист, которому можно доверить любую гостайну, и реально способна помочь стране. А во-вторых… впрочем, и первого хватит. Только как это сделать? Хм, а один способ я знаю. Мельком взглянув на часы, я схватил Аню за руку и потащил к штабному поезду, надеясь, что он еще не уехал. Мы бежали напрямик, подныривая под вагоны и, запыхавшиеся, ворвались в вагон комполка.

Майор Козлов сидел за столом и, разбирая донесения, загадочно улыбался. Видать, ему кто-то все-таки доложил о дочке. Увидав, как мы с Аней держимся за руки, он полушутя спросил, не собираемся ли мы расписаться . Не успев перевести дыхание, я только энергично помотал головой. Жмыхова до крайности удивилась, но, не в силах сказать ни слова, тоже закивала.

Майор не мешкая, без лишних вопросов выписал справку, что мы являемся мужем и женой, а сержант Кононов проштамповал ценную бумагу печатью полка, после чего мы с Аней тем же путем ринулись назад. Счет шел на минуты, к эшелону успели прицепить первый локомотив и уже подъезжал второй паровоз. Поэтому мы действовали быстро, как в боевой обстановке. Срочно вызвали комбата, взводных и отделенных, разлили по кружкам разбавленный спирт и достали остатки снеди. В последний момент примчался адъютант полка Петров, доставший у начальника ОВС бутылку самого настоящего шампанского. Надо же, оно и в мирное-то время было редкостью. Как объяснил Иванов, являвшийся докой по подобным делам, этого шампанского в прошлом году выпустили только восемь миллионов бутылок, и мало кто его пробовал. Итак, жениху с невестой водку заменили на более благородный напиток, и, провозгласив здравицу молодым, все дружно выпили под крики «Горько!».

Ну вот, все формальности соблюдены, и мы стали законными супругами. Теперь Аня, как образцовая жена, послушается мужа и отправится домой. Правда, фамилию мы ей пока не поменяли, и она временно осталась Жмыховой. Ну да ладно, ей же столько документов в наркомате оформляли, к чему еще лишние хлопоты. К тому же я пока и сам не знаю, кем буду – Соколовым, как меня тут записали, или Андреевым, как в прошлой жизни. Ну, ничего, с фамилией можно и после войны определиться. Вот что гораздо хуже – у нас с Аней не только медового месяца не было, но мы даже и минутки наедине не сумели побыть. Досадно-то как! Супружеские права есть, а их реализация откладывается на неопределенное время.