Станислав Росовецкий - Элитный отряд князя Изяслава

– Не гневайся, великий княже, дозволь еще одно слово молвить! У меня задумка появилась. Однако, если ты ее одобришь, начинать нужно прямо сейчас.

– Говори, торопыга.

Хотен придвинулся поближе и зашептал в самое ухо великого князя:

– Верно ли я понимаю, что ты выступишь, как только князь Владимир Мстиславович приведет венгерское войско?

– Сие само собою разумеется.

– А не будет ли для тебя полезным, если князь Юрий Владимирович получит весть от своего надежного лазутчика, что ты пойдешь с венграми на Новгород? Для сего достаточно выпустить из Владимира приказчика Саида. А лазутчика взять сразу, как приказчик выедет.

– Отлично, боярин! Видишь, не ошибся я, назначив тебя советником! А вот ты сам не ошибся ли? Уверен ли ты, что сие именно Саид-персиянин? Впрочем, сейчас даже важнее, чтобы весть ушла в Киев, чем повесить лазутчика. Эка невидаль – вздернуть лазутчика! Мы ударим внезапно теперь!

– Я буду знать точно, только поговорив с княгиней Белушевной. Если она не сказала о новгородском походе Саиду, тогда позор на мою голову. А если сказала, я сажаю Саида на цепь в твоем подвале, великий княже, и согрешу уж в праздник, обыщу до последней пылинки лавку и двор персиянина. И надежен я, что вернется из Киева и попадет ко мне, как кур в ощип, тот первый Саидов приказчик, что отвез князю Юрию весть о венгерском войске.

– Вот что, я сам с невесткой побеседую. И прямо сейчас. Ибо разогнал ты, боярин, своею придумкой все мое молитвенное умиление. Вон она стоит у колонны, видишь? Но тебе говорить с нею не дозволю. Кровь у княгини горячая, венгерская, а тут молодой кудрявец! Все же венчанная супруга брата моего, надо с нею поосторожнее.

И великий князь отправился в сторону правого клироса, перед которым она и стояла, Белушевна, – невысокая, однако статная, что твоя свечка. В соболиной шубке, на маленькой головке, как положено в церкви, платок парчовый, и не видно с Хотенова места, хороша она или безобразна. Однако на безобразной едва ли женил бы брата князь Изяслав. Вровень с головкой невестки кудри великого князя, однако, с ним беседуя, не замечаешь его маленького роста. Переговариваются довольно оживленно. Наконец, князь Изяслав начинает отходить на свое место.

Хотен крестится невпопад. Сердце у него падает в пятки, и не припомнит он, чтобы когда-нибудь чувствовал себя столь неуверенно.

– Да, ты оказался прав. Она клянется, что ни о чем плохом не думала. Персиянин ей помогал разобраться в порядках нашей жизни, а она хотела поскорее понять, как это тут князья между собой воюют, чтобы направлять мужа мудрыми советами. Вот уж Пирошка-дурашка!

– Сразу после беседы с Петром Бориславовичем княгиня послала за Саидом, – пробурчал Хотен, крестясь снова невпопад.

– Даже и так? А вот я ей поверю, емец, – и великий князь весело покосился на Хотена. – Что ж еще мне остается, добряку? Не дурак же я, чтобы влезать между мужем и женой. А брата остерегу, пусть впредь при супруге язык не распускает. Будто не о чем им, кроме как о моих делах, поворковать!

– Позволь мне идти делать свое дело, великий княже, – и Хотен поклонился, руку к сердцу приложив.

– Иди с Богом! Я тобою доволен, боярин. И вот тебе подарок за твою добрую службу: дозволяю и завтра допрашивать лазутчика. Только чтобы отец митрополит не прознал. У него, кстати, для нас какая-то новость – келейника присылал. Да нам сейчас, боюсь, недосуг.

Снова поклонился Хотен спине великого князя и принялся пятиться, пока не выбрался в притвор. Там удивленно покосился на сваленную в углу кучу темных прутьев. Не сразу сообразил: это ветви вербы, приготовленные для завтрашнего праздника – ни почек, ни зеленых листочков… Ранняя будет Пасха, холодная.

Вскачь пустил Хотен своего Рыжка, хотя именно теперь и можно было не торопиться. Вот и Борисоглебская пошла, а вот и неприметный Карпов двор…

Навстречу вопрошающим лицам Радко и Карпа он сначала нахмурился притворно, а потом рассмеялся:

– Пока все сходится, мужи! Княгиня Владимирова призналась. Берем Саида на рассвете, как только его приказчик выедет из городских ворот. А ты, Карп Сустугович, поставь, будь добр, к открытию Киевских ворот своего человека у них, и пусть он, как только приказчик минует ворота, скачет к Саидову двору. Мы уж будем подле. Твой человечек сумеет отворить нам ворота?

– Ночью там сторож, а силы у моего человечка небольшие.

– Подросток, что ли? Тогда уж ты, дружище мой Радко, позаботься подобрать именем князя четверых дружинников посильнее. А сделаем мы вот что…

Уже на востоке заалела заря, утренние сумерки все светлели и светлели, уже и народ растекся улицами, возвращаясь с праздничной заутрени. Хотен начал было, сам вначале того не заметив, покусывать губы, когда раздался слева долгожданный конский топот.

Всадник вынырнул из-за угла, подскакал к Хотену, проговорил негромко:

– Проехал пес воротами… Стражники не желали открывать без своего старшего, а тот проспал…

Хотен коротко отмахнулся от него, поднял руку, успевшую отвыкнуть от тяжести наручей. Он был в полном доспехе, как и весь десяток Радко и приданные к ним мужи Чудина. Развернул Рыжка и услышал за собой надежный топот боевых коней. Вот и двор Саида. В окнах большого, в два жилья, дома темно. Хотен шагом подъехал к воротам, осторожно подергал. Заперты. Махнул рукою на ворота и тронул Рыжка коленями, отъезжая в сторону. Тотчас вперед выехали сани, четверо дружинников сняли с них огромное бревно, спереди окованное железом, разбежались, держа его за веревки, и дружно ухнули тараном в ворота. Те затрещали.

– Ты давай, поищи своего человечка, чтобы мы невзначай его не повредили, – прокричал Хотен купцу, вертясь на Рыжке.

Со следующим ударом ворота рухнули, четверо спешившихся бросили веревки, отбежали в стороны, и прямо по тарану и обломкам ворот во двор промчались конные, а за ними купец. Мужи должны были вытащить во двор, схватив, в чем окажутся, не позволяя ничего рвать или жечь, всех домочадцев Саида, начиная с хозяина. Хотену оставалось только ждать.

– Эй, ты чего! Ты чего, боярин, балуешь? А? Получай!

И вылезший будто из-под земли мужичонка в рваном полушубке попытался ткнуть емца рогатиной. Уйдя на всхрапнувшем Рыжке из-под удара, Хотен добыл меч и стукнул детину плашмя по голове. Сторож рухнул в ледяную крошку.

Ведут! Вот он, миг, которого так долго жаждал некогда Хотен! Два ражих бойца тащат толстого персиянина, босого, в одной ночной вышитой рубашке, с кроваво вспухающей шишкой на лысой голове. Без всегдашней чалмы не сразу и узнаешь, однако это он, пройдоха Саид. Вот теперь!

Хотен убрал меч в ножны, толкнул Саида грудью Рыжка, потянул за левый повод, а правой рукой схватил за мягкое плечо и тут же отпустил: