Михаил Ланцов - Игра за престол

— Тебе легко говорить, — раздраженно фыркнул Шеин, — тебя он не обещал убить.

— Так ты бы за языком следил и тоже чувствовал себя спокойнее.

— Что там случилось? — напрягся Шуйский.

— Этот болван стал царевича оскорблять и потешаться над ним, — усмехнувшись, произнес Мстиславский.

— Зачем? — удивленно спросил Шуйский, повернувшись к Шеину.

— Ах оставь, он и сам не знает, — махнул рукой Мстиславский. — К слову сказать, Михаил Борисович, пусть тебя это не сильно печалит. Вряд ли кто-то из его противников переживет его победу. Ну разве чтобы подивить его на плахе. Все так запуталось… Просто так уже не покаешься.

— Может, это и к лучшему, — угрюмо произнес Шуйский.

— Как знать, как знать… — покачал Мстиславский головой. — Ты точно не жилец, если он выиграет. А твои родичи? В относительной безопасности только твой брат старший. Да и то только потому, что в Испанию отбыл. Миша тебе не говорил?

— Что?!

— Там на поле мы попробовали торговаться. Вдруг он что интересное предложит?

— Да что он может предложить?! Голодранец!

— Он предложил нам жизнь, — усмехнувшись, произнес Федор Михайлович. — Казалось бы? Сейчас же я отчетливо понимаю всю ценность того предложения. И нашу судьбу в случае поражения. Ведь мы выбрали смерть.

Нарочито услужливо поклонившись, князь отвернулся от Шуйского и уставился на войско царевича. Но уже не сомневался в том, что этот сынок Ивана Грозного доведет начатое до конца…

Дмитрий осадил своего коня и с удовольствием посмотрел на захлопывающиеся ворота Кремля. Да. Он сделал это. Теперь если Шуйский и уйдет, то только как вор в ночи. «Без ничего». И то не факт.

— Отправь десяток драгун к пехоте. Поторопи ее. И передай, чтобы роту-другую вернули. Негоже раненых врагов оставлять в поле мучиться. Добить надо. А то зверье ночью живьем есть начнет. Да трофеи собрать.

— Понял, — кивнул Петр Басманов и умчался кабанчиком выполнять этот приказ.

После тех побед под Смоленском и известия о смерти Бориса с Федором Басманов сделал ставку на этого кандидата. И старался быть всегда при нем, выслуживаясь. Ибо увидел в том свой шанс, свою звезду. По местничеству-то он никуда не пройдет далеко и высоко. А так — очень может быть…

Сам же Дмитрий в сопровождении полуроты кирасир двинулся вдоль стены с инспекцией. На разумном удалении, естественно. Требовалось показать себя всем желающим.

Москве досталось.

Судя по тому, что открывалось перед глазами Дмитрия, беспорядки накатывали волнами. Одна за другой. Везде валялся мусор, какие-то обломки чего-то и даже пара разбитых саней.

Глянул дальше — а там люди жмутся в улочках, боясь выйти.

Царевич остановил своего коня и присмотрелся. Мало ли где угроза? И только через минуту до него дошло — они его боятся.

Приближаться сразу Дмитрий не стал, чтобы не спугнуть. Достал зрительную трубу и присмотрелся. Некоторых зевак даже узнал. Купцы, ремесленники да дьяки, небольшая россыпь десятников стрелецких да несколько иностранцев.

Оставив свой эскорт, он медленно подъехал к пугливой толпе зевак.

— Здоровы будьте!

— И тебе здравствовать, — нестройным хором отозвались люди.

— А чего вы тут жметесь, словно сделал я вам чего дурного?

— Тык… — заломив шапку, произнес один купец, — мудрые люди сказывают, что, когда паны дерутся, у холопов лбы трещат.

— Так ты и не холоп, — с легкой улыбкой ответил Дмитрий.

— Так и не боярин.

— А это, может, и к лучшему. На нашем боярстве словно проклятье какое-то. Вот был человек толковый, разумный, верный. Стал боярином. И вмиг превратился в незнамо что. Будто его аспиды какие дивные покусали, что травят не тело, но душу. М-да, — произнес и покачал головой Дмитрий, выдерживая паузу и наблюдая за реакцией людей. Ее не было. Они молча слушали, готовые «сдернуть» в любой момент. Зашугали их тут… зашугали. — Слышал я, что Шуйские царя убили, выбранного всенародно. И наследника его законного. Что? Неужели правда? Неужели они посмели так дерзко плюнуть в душу и люду русскому, и Отцу нашему небесному?

— Истину говорят, — произнес все тот-то же купец. — Убили. И супружницу Бориса, и многих слуг их тоже убили. Да патриарха нашего в полон взяли, перебив слуг его и защитников. Как казаки Ивана Кольцо отошли, так и управились. Так-то они патриарха ограждали от злодейства.

— Ивана Кольцо? — изумился Дмитрий. — Уж не того ли Ивана, что с Ермаком ходил?

— Того самого, — почти хором ответили многие. Не удержал патриарх языка за зубами.

— Так говорят, что убили его давно.

— Выжил. Только голос с тех пор стал таким скрипучим, что жуть.

— Скрипучим? — задумчиво вспоминая казака там, на крыше… когда едва не умер. — Интересно. А что, патриарха тайком взяли?

— Отчего тайком? Днем. Открыто. Перед всем честным народом. Словно он разбойник какой.

— А вы что? Неужто такое беззаконие терпели?

— А что мы? — встрял второй купец. — Разбойники-то вона какие! Что мы им сделаем? И так болезных посекли саблями, что помешать пытались.

— Сказывают — город обещали спалить, ежели не уймемся, — добавил третий купец. — И ведь спалят мерзавцы! Если уж на помазанника Божьего рука поднялась, то нас, сирых, вообще и не заметят! Разбойники! Как есть разбойники!

— Пожар — это серьезно, — кивнул, соглашаясь, Дмитрий. — Они и сейчас могут пустить красного петуха, чтобы вырваться из этой каменной западни. Сами заперлись от страха, а пути назад и нет. Сейчас-то у меня только всадники. Но скоро и пехота подойдет с «единорогами». Это позволит надежно их запереть в каменных стенах. А там и пушки польские, трофейные подоспеют. Ими мы ворота-то вмиг вскроем. Как поймут, так дергаться и станут. Выжить захотят. На любую мерзость пойдут, не переживая о том ни мгновения. Сами же видели — разбойники без чести и совести. Так что слушайте меня и передайте всем. Я хочу, чтобы вы от каждого конца да улицы человека выбрали. Уважаемого. Дабы остальные к словам его прислушивались. И прислали ко мне. Будем думать, как разбойные замыслы этих порочных тварей разбить и Москву от пожара уберечь.

Сказал это и, развернув коня, поехал к эскорту. А там и далее по окрестностям Кремля.

Люди эти ему сейчас были нужны, как кобыле пятая нога. Зажгут ли город Шуйские? Вряд ли. Они же надеются не только выжить, но и победить. То есть надеть царский венец и править. Чему сжигание столицы вообще никак не способствует. Но простому люду о том говорить не следовало. Скорее, напротив, — стращать. Ибо сейчас в Москве требовалось навести покой и порядок. Слишком беспокойный тыл — дурная идея. А как проще всего решить эту проблему? Правильно. Занять всех делом, чтобы праздно не шлялись. Страх же прекрасный мотив и повод подчиняться в таких случаях…