Александр Бочков - Путь на восток

— Как просили — эта последняя. Пора и делом заняться. Стал снимать ремни с плеч, ни на кого не глядя. Обидно! Я их — многих понимаю, но вот так — плюнуть в душу тому, кто для них старался?! Да что уж там!

В тишине зала раздался напряжённый голос капитана мед службы:

— Товарищ майор государственной безопасности! — вытянулась в струнку Москалёва — вот вы спели про Олесю… Для меня спели песню… Я так понимаю — это ваши песни? Я кивнул: а что сказать — не мои? А чьи тогда? Пусть уж будут мои…

— А про вас у вас есть песня? Ишь как хитро завернула!

— Есть конечно — как не быть… — «признался» я — и не одна имеется…

— Спойте нам товарищ майор… — попросила капитан мед службы…

— Так ведь «Любо братцы, любо» была последняя — вы же сами говорили… — подначил её я. Шагнула от стенки Олеся:

— Ну пожалуйста — товарищ майор — спойте. Последнюю! Ну ладно…

Негромко, еле слышно, зазвучала мелодия проигрыша. Затем на неё наложился мой — чуть громче её, скорбный голос:

— подтверждая это, пропел мой, уже густой тревожный мужской голос… Рванул меха баяна и взорвался криком:

И снова негромко:

И снова в голос:

— зазвучал тревожный голос… Запел припев в полный голос:

— добавил негромко… А дальше — запел в полный голос второй куплет:

— пел, глядя в глаза казаков. Кто то смотрел прямо и честно, а кто то прятал взгляд, опуская глаза вниз…

— растянул я со страданием и неверием в голосе последнее слово…

Да и поверить хочу — да душа не велит! и тут же запел припев:

И закончил скорбно — … Повезло… Негромкий проигрыш и негромкое начало третьего куплета:

— пропел тихо, скорбно, с горечью в голосе, но: рванул меха!

— Да и не тот я боец, чтобы душу рвать! — закричал в лицо ошеломлённым слушателям и «добил» припевом:

— бросил в лицо застывшим слушателям! Молча снял ремни с плеч; поставил баян на табурет и пошёл к Москалёвой. Зрителям — ни ответа ни привета… Подошёл к потрясённому главврачу и бросил сухо:

— Товарищ капитан. Обеспечьте выздоравливающих на разгрузку подарков госпиталю от Спецназа СССР: продуктов и медикаментов… Москалёва вскинулась; спросила агрессивно (узнаю вредину):

— А что: ваши бойцы не могут разгрузить машины? Усмехнулся:

— Это не вы нам, а мы вам подарки привезли. Потому каждый должен делать своё дело: мы — погрузили; привезли… Вам — разгрузить и занести на склад. Тоня раскрыла рот, но наткнулась на мою ухмылку:

— Каким ты был грубияном — таким и остался… — ответила дерзко! Я ухмыльнулся ещё сильнее. Нашёл глазами моих медичек:

— Капитан — там у нас надписи на немецком — переведи, а то дадут бойцу вместо стрептоцида слабительное, а мы будем виноваты! — вернул Москалёвой в ответ подколку. Уголок губ Греты чуть дрогнул:

— Принято товарищ командир! — ответила она официально…

— Военфельдшер. Проследи за приемом продуктов и медикаментов. Расписки о приёме не надо…

— Принято товарищ командир! — вытянулась Романова. Я добавил:

— Потом пройдите по палатам, посмотрите тяжёлых: может надо кого то забрать к себе… Повернулся к «пышущей» негодованием Москалёвой и спросил главное:

— Палата смертников есть? Капитан сразу «сдулась», сникла…

— Есть… — прошептала она… Повернул голову в зал:

— Олеся — подойди сюда! Девушка подбежала; вытянулась:

— Медсестра Олеся Бортко товарищ майор государственной безопасности! — доложилась, глядя в глаза влюблённо- жалостливым взглядом… Во только этого мне не хватало!

— Проводите меня в палату «смертников»… — приказал сухо… И пошёл следом за девушкой. Не оборачиваясь…

Угловая комната-класс… в комнате — три занятых три кровати…

— Диагноз каждого! — не поворачиваясь бросил властно.

— Танкист. Ожёг кожного покрова 70 процентов. Мы ничего не можем сделать. Почему он ещё жив — не понятно…

— Артиллерист. Множественное проникающее осколочное ранение груди и живота. Сделали операцию; зашили кишки; почистили; удалили осколки, какие смогли… Внутреннее воспаление — сепсис… мы ничего не можем сделать… Не жилец… — тихо сказала медсестра.

— Рядовой. Осколочно-проникающее ранение головы. Раздроблена височная кость; срезана осколком теменная. Состояние — кома. Мы ничего не можем сделать… — в третий раз призналась она в бессилье…

— Два тазика с тёплой водой; полотенца или чистые тряпки для обтирания больного. Быстро! Пусть тебе помогут!

— Я сейчас, товарищ майор! Я быстро! — выкрикнула девушка уже на бегу, распахивая дверь! Подошёл к двери, посмотрел на бойца:

— Принеси сюда коробку с бинтами с разгружаемой машины. Скажешь военфельдшеру — приказ командира! Пусть тебе кто-нибудь поможет принести коробку с моего сиденья…

Боец выдохнул — Принято! — и побежал к выходу, а я подошёл к безнадёжным. Начну, пожалуй, с артиллериста — остальные подождут… Пришла Олеся с той самой, разбитной медсестрой… Два тазика с горячей водой; под мышками несколько чистых тряпок — видимо от простыней. Поблагодарил кивком и выпроводил санитарку. Подошёл к двери — боец вопросительно посмотрел на меня…

— Никого сюда не впускать, даже наших врачей! Боец кивнул…

Взял у Олеси ножницы; разрезал бинты с боку… Наложил руку на место раны; подержал и резко рванул отрезанные бинты на себя. Да… Буро-фиолетовый вздувшийся рубец через весь живот; чёрное пятно вокруг него — размером с большую суповую тарелку… Стащили, с Олесей артиллериста на пол; повернул его на бок; присел за его спиной и положил ладонь на скользкий липкий шрам… Пустил в тело немного Чёрной силы. Шрам, под ладонью зашевелился, словно живой; из под ладони потекла по телу, на расстеленную тряпку буро-чёрно-жёлто-зелёная слизь… В нос шибанула отвратительная вонь — кадык непроизвольно дёрнулся; желудок сократился, выталкивая наружу содержимое. Удержал порыв, конечно… Негромкий стук об тряпку; второй, третий — из раны выпадали не вытащенные осколки… Наконец, даже чистая струйка красной крови прекратила течь: выдохнул сквозь зубы — вроде закончил… Перевернул раненого на спину; с трудом поднялся: ноги затекли от долгого сидения… Глаза Олеси — как большие блюдца. Сполоснул руки в тазике: