Виталий Останин - Остерия Старый конь Регрессор

“К черту все! Пусть смеется!” — решил я и поджег шнур. Пошел к профессору, слыша как сапоги легашей стучат уже совсем близко. Один-два пролета осталось. Шел боком, чтобы держать в поле зрения и дверь в зал, и ученых.

— А что тогда? — это глупо, но мне было очень любопытно.

— О! — возвел глаза к потолку Терри. — Мне это самому очень интересно! Я бы обязательно вам рассказал, но времени уже совсем не осталось!

Точно чокнутый! Чокнутый профессор разнообразных наук!

— Но мы сейчас все узнаем! Подходите, друзья!

Это он своим коллегам-ученым крикнул. Воодушевленным и радостным голосом. Будто не понимал, что через минуту тут рванет все и никто уже ничего не узнает. Кроме, разве что, правды, про загробную жизнь.

— На месте стоять! — рявкнул я на ученых. И те забурчали недовольно. Ну надо же какие смелые стали! — Двинется кто — сразу стреляю!

В этот момент в зал сунулся первый легаш и я в него выстрелил. Не попал, похоже, но он скрылся и больше не лез. Ученые, при звуке выстрела, дернулись, и попытки бузить прекратили.

— Сейчас! — взволнованно прошептал Терри.

— Серт, сдавайтесь! — донеслось из-за двери. — Бежать вам некуда!

— А кто сказал, что я хочу бежать? — прокричал я в ответ.

Пространство внутри рамы вспыхнуло ярким белым светом. Совершенно беззвучно, я даже удивился тому, что не слышу звука взрыва. Белое пятно было таким ослепительным, что все в зале подняли руки, защищая глаза. Как и я.

“Да точно оружие!”

— Ты что сделал? — закричал я. Глянул на бегущие по запальным шнурам огоньки — осталось чуть меньше половины длины.

— Получилось!.. — со священным трепетом выдохнул ученый. Развернулся и пристально посмотрел на меня, будто желая что-то сказать. Я и сам непроизвольно подался к нему, словно вот-вот должен получить ответы и объяснения. А он с невероятной скоростью ударил меня кулаком. В челюсть!

— Гасите шнуры! — заорал он. И врезал мне еще раз.

Да он еще и боксер! Вот паскуда!

Сила его ударов заставила меня отступить, поплыть. В голове зашумело и белым сиянием залило все вокруг. Я не сразу сообразил, что стою спиной в шаге от белого сияния, а кулак ученого снова летит мне в лицо. Про пистолет в руке я успел лишь подумать, когда он встретился с моим лбом и отправил меня в центр яркого пятна. Только и смог, что выбросить руку и схватить Терри за край халата. Дернуть его на себя. И провалился в свет.

Мы повисли. Натурально повисли в воздухе! Или что там нас с профессором окружало. Не было ни света, но и темно не было. Я не видел ничего, кроме своих болтающихся в воздухе рук и ног, а так же Александра Терри. Его лицо выражало полное недоумение.

“Где мы?” — хотел я спросить у него, но обнаружил, что не могу этого сделать. Потому что не могу дышать. И не испытываю от этого никакого дискомфорта!

“Понятия не имею!” — пожал плечами ученый. — “Самому любопытно!”

Понятно, что он этого не говорил, но вот такое у него было выражение лица.

“Ну понятно”. — решил я. — “Мы умерли. Бомбы взорвались и мы все погибли. Только вот непонятно — а остальные ученые где? И почему не один из легашей не сдох? Должно было зацепить взрывом!”

Если это был загробный мир, то он мне не понравился. Я представил себе, что буду тут болтаться здесь вечность с молчаливым собеседником в виде профессора, и меня передернуло. Если это был загробный мир, то явно — ад. Только без чертей и сковородок, про которые так любили говорить священники.

Хотя, если подумать… А вот: тьма и скрежет зубовный! Похоже! Хотя ни тьмы, ни звуков тут и не было.

Я попробовал шевелить руками, будто плыву, но это не сдвинуло меня с места, только закрутило, как ветку в речном водовороте. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота.

“Нет. Это не загробный мир”. — понял я. — “Иначе чего меня тошнит?”

В этот момент вспыхнул свет настолько яркий, что прежнее сияние внутри рамы профессора показалось в сравнении с ним тусклой лампочкой карманного фонарика.

Свет скрыл все. Пропал Терри, пропал я сам. Я не просто не видел себя, но и не чувствовал тела.

От страха я заорал.

Заорал бы.

Но меня не стало.

Не то чтобы не стало.

Я был, осознавал себя, но тела не было. Как не было и времени. Я понятия не имел сколько продлилось такое состояние. Пробовал считать, но почему-то сбивался. Цифры путались в голове, как в те времена, когда я только начал учиться счету.

А потом тело вновь появилось. Без всякого предупреждения. Просто появился вес, затем — ощущение рук и ног. А следом пришла боль в спине. От удара. Я понял, что упал. Не с очень большой высоты, думаю, иначе боль была бы сильнее.

Не раздумывая ни мгновения, вскочил на ноги, сжимая в руке пистолет.

“Янек Серт. Человек действия!”

Осмотрелся.

Лаборатории не было. Не было каменных стен, металлических столов и странного прибора в виде рамы тоже не было. Не догорал запальный шнур, не верещали ученые, не ломились в дверь полицейские. А была какая-то… бесовщина!

Пальмы. Я никогда их не видел в живую, только на афишах ботанического сада и в качестве иллюстраций в книгах. Но сразу же узнал. Пятиметровое суставчатое полено без веток, на самой верхней точке которого растут большие ярко-зеленые листья. Пальмы.

“Это что?” — подумал я.

Мысли стали похожи на куриц с отрубленными головами. Целый птичник уже мертвых, но еще не понявших этого глупых тварей. Они ползали по двору, натыкаясь на препятствия, друг друга. И обильно поливая все кровью.

“Это где вообще?”

Страх почти парализовал меня. Так вот и замер с позе стрелка: ноги расставлены пошире и чуть согнуты, руки вцепились в пистолет, а глаза, широко распахнутые и, наверняка, безумные, смотрят вокруг.

Я стоял по щиколотку в густой зеленой траве. Посреди небольшой полянки, со всех сторон окруженной упомянутыми уже пальмами. В двух шагах от меня, сидел на заднице Александр Терри, и во все глаза рассматривал окружающий мир. На лице ученого блуждала мечтательная улыбка идиота, получившего, без всяких видимых причин, куль конфет.

Никого, кроме нас двоих, вокруг не было. Поляна, пальмы и палящее солнце на бледно-голубом небе.

— Мы где? — озвучил я свой главный вопрос, стараясь, почему-то, говорить негромко. Голос мой дрожал и выдавал рвущийся наружу страх.

— В оазисе, я полагаю! Или джунглях.

А вот у Терри в голосе страха не было. Только искрящееся, как вино, веселье. И детское нетерпение.

У меня голова шла кругом от происходящего, но я, насколько это возможно в нынешних обстоятельствах, внимательно осмотрелся на предмет угроз. И не обнаружив их — никаких — тут же перевел ствол пистолета на ученого.

— А где этот оазис?

Дрожание в голосе поубавилось. За счет угрозы, которую я в него добавил. Понемногу я приходил в себя.