Юрий Корчевский - Гвардия в огне не горит!

– Погоди, сейчас!

К Илье подполз сам лейтенант:

– Что у тебя, старшина?

– Двое убитых немцев, разведчики. Документы я забрал, их бы лучше в разведотдел полка сдать.

– Сам знаю, не учи.

– Ты извини, лейтенант, тут такое дело. Если ты всю правду особисту расскажешь, разжалуют тебя. Это же ЧП в подразделении: часового немцы утащили.

– Свою версию предложить хочешь?

– Обязательно! Часовой Калмыков разведчиков неприятельских обнаружил, вступил в перестрелку, геройски погиб, убив двух гитлеровцев, их документы имеются. Вместо фитилей получишь благодарность.

– Старшина, ты не из евреев будешь? За минуту ситуацию просчитал.

– Пусть Смыков язык за зубами держит. Ну, берись! Калмыкова в траншее убитым «нашли», а не на нейтралке.

Дотащили убитого до траншеи. Лейтенант обматерил Смыкова:

– Раздолбай! Двух немцев убил и своего товарища! Знаешь, что за это бывает? Трибунал!

– Дак… не хотел я! В темноте не видно ничего.

– Тогда помалкивай, не было тебя здесь.

– Так точно! – сообразил Смыков.

Старшина достал из кармана документы немцев, отдал командиру.

– Ну, старшина, выручил! Слушай, зачем тебе пушкари? Переходи в пехоту, я сам к комбату схожу, походатайствую.

– Товарищ лейтенант! Указание товарища Сталина было – артиллеристов из противотанковой артиллерии никуда не переводить, я имею в виду другие рода войск. Свидимся ещё, до свидания.

Жизнь пехотинца на передовой недолга. Командир взвода, если наступления нет, – две-три недели, потом ранение или смерть. У рядовых жизнь на фронте ещё короче. Нет на фронте безопасных должностей, если только повар при штабе дивизии.

Илья вернулся к своему грузовику. Ночь не зря прошла, разжился пистолетами и ножами. Всё «богатство» под сиденье определил, в инструментальный ящик. Обмотал промасленной тряпкой от посторонних глаз. Носить бойцу нештатное оружие, тем более германское, воспрещалось. Но Илья цену ножам и пистолетам знал, как оружию последнего шанса. Уж всяко при близком столкновении пистолет лучше карабина. Еще лучше бы автомат иметь, однако промышленность не освоила ещё в массовом производстве ППШ. По мере насыщения этим оружием в стрелковых полках создавали роты автоматчиков, чего у немцев до конца войны не было. Вот в чём немцы превосходили в пехотных подразделениях, так это в пулемётах и ротных миномётах.

Только спать в кузове улёгся, по борту стучат:

– Сафронов, ты здесь?

– А где мне ещё быть?

– Как разговариваешь с командиром батареи, боец?

– Прошу прощения, виноват!

Илья выпрыгнул из кузова, застегнул верхнюю пуговку на гимнастёрке. Главное – повиниться вовремя, хоть и не виноват, тогда без наказания останешься. Впрочем, чем и как можно наказать на передовой? Нарядом на кухню? Так это поощрение! Да и кто баранку крутить будет?

– Заводи свой грузовик, даю трёх бойцов. Километрах в пяти отсюда грузовик нашего дивизиона бомбой повредили. Надо груз перегрузить и доставить.

– Есть!

Бойцы в кузов забрались. Илья завёл мотор, погрел немного, выехал. Видно плохо, ночь безлунная, а единственную фару включать опасно: немцы из миномёта или гаубицы накроют. Отъехать с километр хотя бы. Остановился:

– Бойцы! Пусть один вперёд идёт, не видно ничего. И гимнастёрку снять, нательная рубаха видна будет.

Один из бойцов гимнастёрку стянул, пошёл по дороге. Нательная рубаха белым пятном как путеводная звезда. Как проехали на безопасное расстояние, Илья грузовик остановил:

– Садись в кабину, фару включу.

Через час неспешной езды наткнулись на грузовик. Из дивизиона, Илья сразу по номеру на дверце кабины опознал. На правой стороне машины сплошные пробоины от осколков. Кабина, моторный отсек, кузов как решето. Один из бойцов в кузов грузовика забрался.

– Что там?

– Сам полезай! Харчи!

Другой боец сразу полез в кузов.

– Да пошутил я! Снаряды и патроны винтовочные.

У бойцов дивизиона карабины, патроны к ним. У нескольких командиров револьверы выпуска дореволюционного, со складов. Илья подогнал свой грузовик борт к борту, бойцы ящики передавать друг другу стали. Час-полтора – и весь груз перегружен. А уже и светать начало. Назад добирались уже без включённой фары, в предрассветных сумерках. Пока грузовик разгружали, Илья на кухне успел побывать, горячего чаю попил.

В восемь тридцать, как по расписанию, начался артиллерийско-миномётный обстрел наших войск. Авианалёты совершались обычно рано утром – в пять-шесть часов, для авиации время самое удобное, хорошая видимость и воздух спокоен, турбулентности нет или минимальная. А артиллерийские налёты – это уже после завтрака, который у немцев строго по часам, педантичная нация.

Пехота и другие рода войск уже знали, за артиллерийским налётом последует атака. Взрывы бушевали четверть часа, разрушены были ходы сообщения, блиндажи, пулемётные гнёзда. Пушку, что недалеко от грузовика была, взрывной волной перевернуло набок, но не повредило. Расчёт переждал артналёт в щели, после обстрела выбрался, поставил пушку на колёса. «Сорокапятка» лёгкая, полтонны весом, в бою расчёт пушку перекатывает, не то что гаубицы МЛ-10 или МЛ-20 – те только тягачом передвигать.

После налёта танки в атаку пошли, за ними пехота. Для танков местность подходящая, не то что болотистая Белоруссия. Танкам, особенно крупным соединениям, простор нужен, и ростовские или сальские степи для этого лучше всего подходят. Туда и начали рваться немцы, имея конечной целью летней кампании 1942 года взятие Сталинграда. Немцы наступали широким фронтом, удар их главных сил пришёлся южнее позиций, которые защищал дивизион, где служил Илья. Не наступать здесь немцы не могли, иначе бы оголили свой левый фланг. Причём танковые части были немецкие, а пехота и румынская, и венгерская, и итальянская. Позже выяснилось – вояки они слабые, немцам не чета.

Пушкари должны выбить танки, этот бронированный кулак, а пехота – уничтожить пехоту вражескую.

Илья лежал за пригорком, наблюдал за полем боя. Расчёт пушки был собран с бора по сосенке взамен погибшего, не сработан, не слажен. Но командир расчёта толковый. Обнаруживать себя раньше времени не стал. Дальше полутора сотен метров стрелять бесполезно, слабовата «сорокапятка». После боёв сорок первого немцы навесили на лобовую броню танков Т-III и Т-IV дополнительные листы, усилив защиту.

Напряжение нарастало, Илья видел, как из траншеи стали выглядывать пехотинцы, смотреть в сторону пушкарей. Почему, дескать, медлят, не стреляют? Прорвутся же танки. Почти одновременно ударили несколько пушек. Два танка застыли неподвижно, но не горели, ещё один с разорванной гусеницей развернулся, подставив борт. Пушкари тут же всадили снаряд, бортовая броня всегда тоньше лобовой. Танк вспыхнул сразу и весь. Танкисты попытались покинуть горящую машину и были убиты. Но танков было много, пушкари себя обнаружили. Для танкиста противотанковая пушка – главный враг. Сразу несколько танков открыли огонь по пушке. Один из снарядов угодил в броневой лист пушки, убил заряжающего. Снаряд другого танка ударил в колесо пушки, погиб наводчик. Пушка скособочилась, из пробитого осколком накатника ручейком бежит стеол. Всё, пушке дорога только на ремонтный завод, в полевых условиях сделать ничего невозможно. Но кто-то из расчёта остался, Илья видел шевеление. И этот воин пополз к траншее. При каждой пушке всегда было несколько противотанковых гранат. Сейчас боец полз и в каждой руке держал по гранате. Танкисты чётко видели перекошенную пушку в капонире, для них она уже угрозы не представляла, и танк шёл на траншею смело. Хлопали винтовочные выстрелы, оттесняя от танка пехоту. Танк опорными катками траншею переехал, начал разворачиваться – и вдруг взрыв на корме. Пушкарь всё же метко швырнул гранату. На немецкой технике моторы исключительно бензиновые, в закрытом объёме моторного отсека скопившиеся пары бензина мгновенно вспыхнули, над кормой поднялся столб пламени, потом сразу взрыв боекомплекта. Башню у танка снесло, экипаж погиб. По следам сгоревшего танка полз другой. Танкисты и самоходчики всегда старались делать так во избежание подрыва на мине. Илья пополз к траншее. Может быть, у кого-то из пехотинцев есть гранаты или бутылки КС с горючей жидкостью. Лежать и смотреть, как танки вот-вот прорвутся, не было никаких сил. Слева и справа от того места, где находился Илья, хлопали пушечные выстрелы. Слабовата пушка оказалась. Командование РККА купило у немцев патент на выпуск 37-мм противотанковой пушки, решили повысить мощность, на немецкий лафет наложили 45-мм ствол. В армию пушка пошла с 1937 года под обозначением 53-К. В сорок первом году пушка справлялась с бронёй Т-II и Т-III и с трудом с танком Т-IV. А когда немцы усилили основные танки дополнительными листами, пушка перестала отвечать предъявляемым требованиям. В 1942 году в производство пошла модернизированная пушка под обозначением М-42, главное отличие – удлинённый ствол. Устаревшую 53-К, которой выпустили к началу 1943 года 37 354 штуки, с производства сняли. Снять бы её совсем, да перейти на выпуск 57-мм пушки ЗИС-2, да побоялись в наркомате. Производство 53-К отлажено, есть станочный парк, и бойцов переучивать не надо, а кроме того, переналаживать заводы по выпуску боеприпасов – дело затратное и небыстрое. По штату на стрелковый батальон полагалось две пушки 53-К, на стрелковый полк – батарея из 6 пушек, а противотанковый дивизион имел 12, а отдельный – 18 пушек. К пушке М-42 был разработан подкалиберный снаряд, пробивавший по нормали (угол встречи снаряда с бронёй – 90 градусов) на дистанции 500 метров броню в 66 мм толщиной.