И Намор - В третью стражу

Впрочем, не все так просто.

«Она… О, господи!»

Но зови бога или поминай черта, дело было сделано. Одна случайная встреча, короткая, как и любая подобная встреча. Несколько ни к чему не обязывающих слов… и взглядов… Улыбка. Смех… И всё решено.

Сэр Майкл Гринвуд, третий баронет Лонгфилд был впервые, но сразу же насмерть «поражен стрелой Эрота», известного, кажется, так же под именем Купидон. Он был влюблен, вот в чем дело. А вместе с ним — и даже в первую очередь именно он — второй раз в жизни переживал это странное почти болезненное чувство Степан Матвеев. Но как бы ни было ему больно — а ему, в отличие от Майкла, было именно больно — отказываться от этого чуда он не стал бы ни за какие деньги.

Ну, разумеется, он не поехал в Данди. Помыкался в поместье, пытаясь заниматься то тем, то этим, но ничего не выходило. Не шла Фиона из головы, и из сердца убираться никуда не желала. Однако и «страдать» так было более чем глупо. Поэтому отобедав — кое-как, без вкуса и, разумеется, без аппетита — Степан принял на грудь, но совсем немного, самую малость — для куража, так сказать — оседлал велосипед и отправился во владения Таммелов. А там и ехать-то, как оказалось, всего ничего было. Сложный рельеф местности, так сказать. По карте, которой у него не было, наверняка рукой подать, типа, «вот там, за холмом!» Но и по пересеченной местности, по тропкам, взбирающимся на холмы и с холмов спускающиеся, мимо рощи, фермы и «отдельно стоящей кошары», вдоль стеночки, сложенной из дикого камня, собранного на скудных шотландских полях, и прямо к дверям просторного дома, прячущегося в тени деревьев.

— Добрый день! — Сказал Степан и неожиданно смутился. А все дело было в том, как она на него посмотрела, как повернула голову и как приоткрыла губы, собираясь ответить на его банальность.

Смутился, обмер, теряя дыхание и чувствуя, как проваливается в тартарары несчастное сердце.

— Что с вами? — Удивленно раскрыла свои чудные глаза девушка и чуть окончательно его не добила, поведя плечом с такой неповторимой и узнаваемой грацией, что хоть слезами заливайся, хоть волком вой. Но он не заплакал, и не завыл, и вообще не сделал ничего такого, чего потом следовало бы стыдиться.

— Извините, — сказал Степан, заставляя себя улыбнуться. — Знаете, как бывает, когда солнце в глаза ударяет?

— Знаю. — Нахмурилась Фиона, еще не успев догадаться, какой простенький комплимент он ей приготовил.

— Вот и у меня так же. — Уже более непринужденно улыбнулся Степан. — Увидел вас и…

— Экий вы, однако, куртуазный ухажер! — Рассмеялась девушка, не подозревая, что от ее смеха ему становится еще хуже: и сладко, и горько, и все в одном флаконе.

Да и откуда бы ей знать, как догадаться, что странная судьба Степана Матвеева сыграла с ним удивительную, почти злую шутку, второй раз в жизни поставив на пути одну и ту же женщину, настолько точно отвечающую его внутренним представлениям об идеальной любовнице, что не влюбиться он просто не мог. Однако Фиона Таммел была настолько похожа на покойную жену Степана, какой та была — будет — почти через сорок лет вперед или тридцать лет назад, что в это было просто невозможно поверить.

Разумеется, он не позволил себе ничего лишнего. Он так боялся вспугнуть каким-нибудь неверным движением птицу-удачу, что вел себя, пожалуй, даже излишне осторожно — все-таки двадцатый век на дворе, и викторианская Англия приказала долго жить — но потерять Фиону он себе позволить не мог. Поэтому и отношения их развивались в лучших традициях великой английской литературы. Сельский дворянин, девушка из поместья, Шарлотта Бронте, Джейн Эйр, и все такое.

Но нет худа без добра. Степан успокоился понемногу, взял себя в руки и неожиданно обнаружил, что получает от своих «неторопливых ухаживаний» ничуть не меньшее удовольствие, чем от пароксизмов бурной страсти. А тут еще и ответное чувство, как будто, начало угадываться в глазах его спутницы, ради общения с которой Матвееву пришлось срочно завести себе коня. Однако и конь оказался к месту, потому что ежедневные прогулки с Фионой удачно вписались в ритм сельской жизни. Меньше оставалось времени на безделье — становящееся для интеллектуала неизбежным источником несвоевременных мыслей , ненужной рефлексии и неуклонно ведущее к национальной болезни всех интеллигентов мира — беспробудному пьянству. Общение с юной шотландской леди было не только способом провести время — оно придавало Матвееву новые силы и породило настоящий интерес к жизни — в противовес бывшей до этого «игре в интерес». Тут уж Степан не смог обойтись без анализа, и результаты его были не совсем приятными.

«Ну, оказались мы здесь. Никто нас не спрашивал — хотим, не хотим — но раз уж «перекинуло», то и живём, как можем. Поставили перед собой цель, как и положено «настоящим человекам». Высокую и благородную, без преувеличения. Теперь идём к ней, в меру сил и возможностей, не оглядываясь по сторонам. И чем дольше продолжается этот крестовый поход, тем больше опасность перестать смотреть на окружающий мир взглядом иным, нежели прогрессорским.

«Стёпа, мальчик мой! — мысленно обратился Матвеев сам к себе противным «старушечьим» голосом — Тебе костюмчик Супермена не жмёт? Вроде большой мальчик…должен понимать. А кто это говорит? Совесть твоя, в битве за мир во всём мире покалеченная». — Ответить, а тем более возразить, «внутреннему голосу» было нечего.

«Ещё немного — с горечью подумал Степан — и мы все начнём обрастать бронёй, кто-то раньше, и мне кажется, что это будет Витька, кто-то позже — и будем воспринимать её как настоящую кожу. Достучаться до нас снаружи будет всё труднее, одна надежда на то, что внутри, — как это не называй, человечностью ли, совестью, или ещё как — надежда для тех, у кого она есть…»

К воротам поместья подъехал изрядно запылённый чёрный автомобиль со старомодным кузовом брогам [319] — тип автомобильного кузова с крышей, открывающейся над передним рядом сидений. .

«Кто это ко мне пожаловал? — Без особого интереса подумал Степан. — Явно не оптовые покупатели виски. Да и для налогового агента слишком шикарный автомобиль. Вариантов немного, и каждый следующий намного хуже предыдущего».

Водитель, заглушив мотор, вышел из машины и открыл дверь пассажирского салона. Появившийся из авто господин в сером в полоску костюме, шляпе и ботинках с гетрами был удивительно похож на…

«Ба, да это же сэр Энтони собственной персоной. Принесла же нелёгкая! Видимо, что-то совсем большое в лесу сдохло. Странно, что запаха мертвечины не чувствуется».

Не желая сдерживаться, Матвеев состроил такую гримасу, что гость из Лондона быстро согнал со своего лица дежурную улыбку и настороженно произнёс вместо заготовленного приветствия: