Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

И (Порт)

Н24

Перевод с португальского Е. Ряузовой и В. Свирченко

Художник В. Алешин

© Перевод на русский язык. Издательство «Молодая гвардия» 1977 г.

На языке оригинала произведение вышло до 27 мая 1973 года.

Когда меня спрашивают о жанре романа «Огонь в темной ночи», я отвечаю: хроника непокорных. Герои моей книги в большинстве своем молодежь, университетская молодежь, мятежный дух которой противостоит всему реакционному. Однако эти качества следует рассматривать не как особую заслугу молодого поколения, а как нечто само собой разумеющееся, свойственное юности. Когда же энергия, абстрактный протест приобретут конкретные формы, будут направлены на преобразование окружающего мира, это станет действительно заслугой молодых. Эту мысль я и хотел воплотить на страницах своего романа.

Место действия романа — Коимбра, древняя Коимбра с ее предрассудками и традициями. И хотя события, описываемые в книге, относятся к 30—40-м годам, атмосфера, царившая там тогда, сохранилась в основном и в последующие годы, вплоть до апрельской революции 1974 года.

Чем была до недавнего прошлого Коимбра? Университетский городок с многовековой историей, расположенный в центре Португалии. Студентами университета являлись выходцы из семей буржуазии и помещиков. Иными словами, Коимбра была оплотом привилегированных классов, которым университетское образование помогало держать бразды правления страной в своих руках. Волнения, которые иногда случались в этом оплоте консерватизма, носили узкостуденческий характер, были далеки от подлинного стремления пробудить погруженную в тяжелый сон страну.

Однако в 30—40-е годы обстановка в Коимбре начала меняться. Туда донеслось эхо гражданской войны в Испании. Затем грозные отзвуки мировой войны. Средневековую Коимбру потрясли эти события, не оставив места равнодушию. Эти события совпали по времени с изменением состава студентов, среди которых стали появляться и дети небогатых родителей. Для молодых людей беды и несчастья их народа были их собственным горем.

Я назвал роман хроникой непокорных. И это действительно так. Мне хотелось показать, как люди преодолевают индивидуализм, отказываются от пассивности, стремятся к активным действиям, направленным против несправедливости и насилия.

Ф. Намора

Разрезая мертвенно-бледную, зеленоватого оттенка кожу, хирургические ножи и пинцеты обнажали контуры мышц, а другие ножи и пинцеты уже ожидали своей очереди, чтобы проникнуть вглубь, в недоступные области — сухожилия, мышцы, жировые и плотные соединительные ткани, все одинаково липкое, вызывающее отвращение. Лишенный покровов человеческий труп представал уродливо обнаженным. Рука, череп, внутренности — все это увозили потом в тележке для мусора.

Халаты в жирных пятнах пропитались запахом препарируемых тел, лица наиболее впечатлительных студентов побледнели от подступающей к горлу тошноты. Ассистент расхаживал между анатомическими столами, волосы у него были взъерошены, словно с каждым шагом возрастала подстерегающая его опасность; он что-то ворчал себе под нос, но сигарета, с которой он не расставался ни на минуту, мешала разобрать слова.

— Нет, вы только на него полюбуйтесь!.. Очисти сперва этот апоневроз, слепая курица! А ты, мой милый? Ты что, надеешься обнаружить артерию прямо здесь, под подбородком?

Непреодолимое отвращение некоторых студентов вызывало насмешки тех, у кого еще хватало мужества делать вид, будто им все нипочем. В одной из групп раздался взрыв смеха: Фрейтас увидел, как на другом конце стола рука мертвеца вдруг стала медленно подниматься, и от испуга побелел как полотно. Кто-то попытался удержать руку грузиками, но одеревеневшие мускулы оказались сильней, и, несмотря на противодействие груза, рука постепенно вернулась в прежнее положение. Ассистент, находившийся на другом конце комнаты, удивленно поднял брови и прервал обход, чтобы выяснить причины неожиданного веселья, но, когда он в третий раз переложил сигарету в левый угол рта — маневр, неизменно предшествовавший потоку ругательств, — в дверях анатомического зала появился профессор. Сразу воцарилась тишина.

Жулио почувствовал на пальцах и на затылке пристально-иронический взгляд профессора, и надрез получился еще хуже, чем предыдущий.

— Вы неправильно держите нож, — заметил преподаватель так бесстрастно, что можно было предположить, будто его голос принадлежит неодушевленному существу. — Больше вытягивайте пальцы. — И остановился, ожидая, пока студент сделает новый надрез.

От этой назойливости замешательство Жулио сменилось яростью. С раздражением оглядывая товарищей, он поймал задорную улыбку Марианы, которая смотрела на него с противоположного конца зала. Ее улыбка была такой веселой и заразительной, что лицо Жулио просветлело. Тем временем ассистент уже присоединился к профессору, пытаясь получше разобраться, в чем затруднения студента. Он склонился над трупом так низко, что едва не касался его лохматыми бровями, и словно упивался дурманящим запахом. Даже в голосе его, не утратившем еще своей резкости, звучало наслаждение:

— Так у тебя ничего не получится, голубчик…

Но профессор, очевидно, не собирался поддержать его шутливое настроение, и ассистент, с досадой покусывая сигарету, переменил тон: — Ну довольно, костоправом ты все равно за одно занятие не станешь…

Профессор окинул рассеянным взглядом зал, будто слова ассистента до него не дошли, будто он парил где-то над отвратительной атмосферой анатомички, и вышел. Воспользовавшись случаем, студенты прекратили работу. Мариана подошла к Жулио.

— Оторвись на минутку. — Задумавшись, она оперлась рукой о труп и стала рисовать пальцем круги на лоснящейся, покрытой жиром коже. — Через неделю мы уже будем смотреть на труп… всего-навсего как на дурно пахнущий предмет. Но, конечно, привыкнуть очень трудно. Тебе тоже так кажется, Жулио?

— Мне кажется, что ты уже сейчас возмутительно фамильярно себя ведешь. Облокотилась на труп, точно это кресло…

Мариана испуганно отдернула руку. Лишь теперь она осознала, что касается мертвого тела.

— Бог мой! Чего не сделаешь по рассеянности!