И Намор - В третью стражу

А в моде теперь плотно облегающие фигуру платья и кофты. Воротники маленькие, длина жакета — до бедер… В сочетании с длинной — почти до щиколоток — узкой юбкой такая кофта позволяет выглядеть высокой и стройной и в зимний сезон.

И еще, даже если на даме строгий костюм, в нем непременно есть что-то полосатое, хотя бы галстук-бант. Ну а шляпки к 1935 становились все больше похожими на элемент прически, нежели на головной убор. Да, и еще одна примета времени — широкие и даже чуть вздернутые вверх плечи.

В моде духи «Лиу» и «Ночной полет» — опера («Турандот») Пуччини и повесть Сент Экзюпери… Другое время, другая культура. Впрочем, нарасхват идут так же великолепные, но лишенные культурного подтекста, фруктово-альдегидные Scandal и Rumeur (Ропот) Ланвена.

Ну а танцуют все, потому что и в 1935 танцы остаются главным развлечением лишенной телевизоров и компьютеров публики. В моде свинг, а, значит, и двигаются танцоры под звуки биг-бэнда, фокстрот и румба, но по-прежнему любимым остается яркое и чувственное танго…

Заголовки газет:

Политическая разрядка в Париже. Г-н Пьер Лаваль не подаст в отставку…

Форин офис получит сегодня нового шефа: Чемберлен или Иден?…

Заседание Большого Фашистского Совета. Коммюнике министерства пропаганды…

«Шуми Марица» — национальный гимн Болгарии в период с 1886 по 1944 год

(Храни нам, боже, Государя и нашу страну гимн Австрийской империи)

«Hurensohn [3] Сукин сын. (нем. сленг). ! — От возмущения ее била нервная дрожь, но она этого, разумеется, себе позволить не могла. Не здесь, не с ним, не сейчас. — Wärmling [4] Гомик, педик. (нем. сленг). ! Pisser [5] матерно: ничтожество (нем. сленг). гребаный!»

— Скажи, Петер, — она знала: сейчас ее лицо безмятежно, как небо апреля где-нибудь близ Видина, там у них с мужем было маленькое поместье, или к примеру в Старой Загоре, там она любила бывать как раз весной. — Скажи, Петер, я тебе кто?

— Ты? — Петр Таблиц, которого она звала на немецкий манер Петером, был обескуражен. — Ты… — ну, не сказать же, что она просто подстилка, в данный момент — его? — Ты самая красивая женщина, которую я знаю. — Нашелся он.

— Вот как? — Кейт достала из портсигара длинную сигарету, дождалась, пока этот Pappnase [6] Идиот, придурок, ничтожество, буквально «картонный нос» (нем. сленг). даст ей прикурить, выдохнула сладковатый дым, и только тогда задала следующий вопрос:

— Так ты извращенец, Петер? — Ее голос не дрожал, а на губах — Кейт знала это наверняка — блуждала сейчас рассеянная улыбка.

— Извращенец? — Опешил Таблиц.

— Ну, если я тебе не уличная шлюха и не сожительница, — она употребила уличное французское словечко «régulière [7] сожительница, постоянная подружка (фр. сленг). ». — И по твоим же собственным словам писаная красавица, ведь так?

— Так…

— Остается одно — ты извращенец.

— Я тебя не понимаю, — улыбнулся ей Питер. Этот, nabus [8] Бык, деревенщина, грубиян (фр. сленг). славянский, знал, не мог не знать: ей нравится его улыбка.

«Нравилась, — поправила себя Кейт. — Но больше не нравится!»

— Я тебя…

— А что здесь понимать? — Сделала удивленные глаза Кейт. Обычно это ей удавалось как мало кому. Хотелось думать, что способность эта не оставила ее и сейчас, когда от злости и обиды разрывается сердце. — Ты завел себе грязную Luder [9] Шлюха.(нем.). , и смеешь спрашивать, почему я называю тебя извращенцем? — Взлет бровей, ирония в глазах, полуулыбка, скользящая по полным губам.

— Тут уж одно из двух, Питер. — Назидательное движение руки с дымящейся сигаретой. — Или я для тебя недостаточно хороша, или ты извращенец…

— Nique ta mere [10] матерно-презрительно (фр.). !

«Даже так? О-ля-ля! Да что за день сегодня такой?! Пятница тринадцатое?»

— Что ты сказал?

— Mach nich so'n Gedöns [11] Не умничай / к делу. (нем.). ! — Он тоже достал сигареты, на челюстях явственно ходили желваки.

— Вот ты как со мной заговорил… — Задумчиво, чуть обиженно… «Но каков подлец!» — И почему же ты решил, мой сладкий, что имеешь право со мной так говорить?

— Да потому что я деру тебя уже месяц, милая, — оскалился Петр. — Ты шлюха, Кейт, красивая шлюха, и я тебя имел, как хотел…

— Стоп!

Он даже вздрогнул, ошалело глядя на женщину, словно она, как в сказке, превратилась вдруг в волка или еще в какое чудовище, что, в некотором смысле, недалеко от истины. Только-только перед ним была его любовница, красивая, взбалмошная, но, в общем-то, хорошо понятная женщина. а тут… «Баронесса!» Да таких «баронесс» в Европе… рыщущих денег и выгодных связей… Но много ли из них умеет так говорить и так смотреть? .

— Что? — попытался огрызнутся Таблиц.

— То, что слышал. — Кейт встала со стула, на котором до сих пор сидела, и сделала шаг по направлению к Петру.

— Ты, — ее палец уперся ему куда-то между глаз, словно она выцеливала своего — теперь уже точно бывшего — любовника из охотничьего ружья.

— Думал, — второй шаг.

— Что я, — еще шаг, заставивший Петра попятиться.

— Из этих? Глупышка… Я Кайзерина Эдле фон Лангенфельд Кински баронесса Альбедиль-Николова!

— А ты, Петр Таблиц, — сейчас она произнесла его имя почти правильно, что было несложно для женщины, говорящей помимо немецкого и французского, еще и на венгерском и на паре славянских языков: словенском и сербско-хорватском.

— Ты грязная славянская свинья! И труп.

— Что? — уже побледнев, выдавил Таблиц.

— Ты мертвец, crapaud [12] жаба, уродина . — Улыбнулась Кейт. — Мой муж, барон Альбедиль-Николов, старик, и ему нет дела, перед кем я раздвигаю ноги. Но мои гайдуки… Ты слышал о болгарских гайдуках, Петр? Если я отдам приказ, а я его отдам, ты будешь умирать долго и некрасиво. Именно это с тобой и случиться, милый. — Создавалось впечатление, что ее слова обладают физической силой, так его сейчас корежило и мотало.

«Не обделался бы со страху…», мелькнула у Кейт мысль, но факт остается фактом, она умудрилась сломать этого гонористого мужичка, быстрее чем такое вот дерьмо справилось бы с сопротивляющейся девушкой. — Какой стыд… Господи, и с этим ничтожеством я трахалась?!»

— Ты знаешь, мы болгары… — это она продолжала «нагнетать», с таким же основанием Кейт могла причислить себя к зулусам, она и говорить-то по-болгарски как следует не умела, но что с того? — Мы болгары, многому научились у турков — наших исконных врагов, а гайдуки…