Александр Беловец - Источник [СИ]

— Прошу простить мою несдержанность, господин капитан.

— Извинения приняты. Перейдём к делу. Какие будут мысли?

Стремясь показать готовность к работе, полковник ответил мгновенно:

— Думаю, ему нет оправдания. Сержант был обязан любым способом связаться с командиром. В крайнем случае, отступить в расположение роты, но никак не атаковать гражданский шаттл.

— А вы что-нибудь помните о событиях, упомянутых сержантом? — раздался вдруг тихий голос майора. Оторвав взгляд от стола, тот посмотрел на полковника. — Эвиане тогда воспользовались как раз гражданским шаттлом. Сдаётся мне, вас не было в той заварушке, верно, господин полковник? А я вот был и именно там заработал этот чёртов протез, — майор поднял над столом руку, обтянутую чёрной перчаткой. — А вспомните количество потерь понесённых позже, в попытках отбить Центурию… Я считаю, малый поступил чертовски верно.

Полковник пошёл пятнами. Он терпеть не мог, когда кто-то указывал на его не боевое прошлое. Таким людям Клаус Менке всеми силами старался устроить неприятности. Майор пристально посмотрел на полковника и тот отвёл глаза, не выдержав тяжёлого взгляда. Обстановку разрядил капитан:

— Господа, перестаньте. Никто не говорит, что действия сержанта были неверны. Напомню — убит принц-регент. Понимаете, чем это грозит? Ситуация сложилась серьёзная и Эвиане готовы начать войну заново, если мы не выдадим им виновного.

Полковник понял, к чему клонит капитан и потому спросил:

— Предлагаете отдать сержанта на расправу?

— Хм… почему сразу на расправу? На суд… Предлагаю задним числом уволить его из легиона, плюс лишить имперского гражданства. Тем самым мы убьём сразу двух зайцев: сохраним честь империи и войну заново не развяжем.

— Вы в своём уме, капитан?! — вскинулся майор. — Он же наш! Он человек! Представляете, что с ним сделают Эвиане?

— Да, майор. Я в своём уме и прекрасно представлю, что с ним будет. Так же, как представляю, что будет со мной, если дам волю жалости. Мы просто обязаны предотвратить новый всплеск войны.

— Но это же бесчеловечно!

Полковник понял, что от него уже ничего не зависит и встал на сторону капитана:

— Господин майор, да, это бесчеловечно, но необходимо на благо империи.

Капитан скривился от прозвучавшего пафоса, а майор побагровел от злости.

— Плевать я хотел на такую империю, что выдаёт своих! Да ещё так подло. Непростительно отдавать граждан в руки врага.

— Бывшего врага, — заметил капитан. — Сейчас Эвиане такие же подданные империи как мы с вами…

— Ещё вчера я стрелял этих зелёномордых, а сегодня должен им руку подавать?! — лицо майора побагровело от гнева.

— Майор! — полковник стукнул кулаком по столу. — Думаю, не стоит напоминать, что вы числитесь при исследовательском центре. Нет, мы ни в коем случае не умаливаем ваши заслуги перед империей, но в данный момент у вас наименьшее преимущество. Посему вы просто обязаны согласиться с большинством. Что же касается рассматриваемого дела, думаю решение принято.

Майор с хрустом сжал протез в кулак. Как же хочется дать этому жирному ублюдку в морду.

— Прошу прощения, господин полковник, — процедил он сквозь зубы, — но я вынужден покинуть заседание. Честь имею, господа.

Майор поднялся из-за стола и направился к выходу. Сзади раздался голос полковника:

— Сядьте на место, майор, иначе мы сделаем вашу жизнь невыносимой!

— Плевать, — майор даже не обернулся, а выйдя, постарался хлопнуть дверью как можно сильнее.

Полковник повернулся к капитану:

— Нет, вы это видели? Уж я ему устрою весёленькую жизнь. С моими-то связями… Да он даже консьержем не сможет устроиться!

Капитан протянул негодующему офицеру лист бумаги.

— Что это? — полковник перевернул лист, но и там не оказалось ни строчки.

— Это ваше решение отдать сержанта. Вы же глава трибунала, — лицо капитана не выражало никаких эмоций.

Полковник выпучил глаза, и кровь моментально отхлынула от лица. Он всегда боялся такой ответственности. Разбирая «непыльные» дела в трибунале Клаус Менке мысленно рисовал себе картину безбедной пенсии в каком-нибудь райском уголке, а теперь всё может пойти прахом.

Но страх перед внутренней разведкой оказался сильнее. Смиренно взяв листок, полковник шумно вздохнул и размашисто подписал…

Майор Дорел Стоун характером соответствовал собственной фамилии. Седоусый офицер с квадратными скулами, внушал уважение подчинённым своим отеческим отношением. Всегда подтянут, свеж и гладко выбрит. Взгляд полон юношеского задора. Участвовал во многих кампаниях, за что дважды удостаивался высоких наград. Всегда находил свежие решения там, где пасовали остальные. Не единожды был ранен, но каждый раз незначительно. Везение оставило лишь однажды — в той заварушке на Центурии. Тогда майор спас немало жизней, грамотно руководя операцией, но получил увечья, сочтённые командованием несовместимыми со службой. В знак уважения к заслугам, ему предоставили выбор — идти на почётную пенсию, либо остаться военным консультантом при НИИ. Не представляя себя в гражданской одежде, майор выбрал второе. Совесть старого вояки не позволила бы стать балластом на шее империи…

Хлопнув дверью, майор шагал по коридору. Глаза застилал гнев. Брёл, не выбирая направления. Злость бурлила как в пышущем жаром котле. Первый раз в жизни хотелось на кого-нибудь наорать. Он стиснул зубы.

«Сукины дети! Бездушные твари!»

Кулак в чёрной перчатке вонзился в стену, отбив кусок штукатурки. Майор остановился и с удивлением уставился на протез, покрывшийся белой пылью. Мысленно досчитал до десяти. Стало легче. Отряхнув протез от пыли, офицер пошёл дальше. Гнев не исчез, но отодвинулся на задний план. Мысли стали яснее.

Из двадцати пяти лет прослуженных в легионе, двадцать майор воевал. Воевал с расой Эвиан. За годы войны он успел повидать многое, но самым страшным было видеть, как Эвиане поступают с пленными.

Всю войну майор неукоснительно следовал простой истине — империя своих не выдаёт. Эту фразу в него вбили с самых первых дней службы, и когда какой-нибудь легионер попадал в плен, майор бросал все силы на его освобождение. Именно поэтому он не стерпел небрежности, с которой эти чинуши списали сержанта со счетов.

— Я просто обязан помочь парню, — произнёс майор вслух.

Фраза прозвучала в тишине коридора, как приговор самому себе. Он даже остановился. Постоял с минуту, собираясь с мыслями. В голову вдруг пришла отличная идея…

В тесной вонючей камере, на куске грязной парусины сержант пялился в потолок. Мыслей почти не было. Всё вытеснила одна — «это конец», пульсируя в мозгу, словно тревожная лампа. В свои двадцать шесть лет Колин не мог и предположить, что жизнь оборвётся, так и не начавшись. Школа, академия, затем обязательная служба…